Город
Шрифт:
Через неделю они стали любовниками.
Заниматься с ним сексом было странно. Они оба рвались к друг-другу, будто могли умереть без взаимных ласк, а когда все заканчивалось, оставались в недоумении. Оба молча лежали, отстраненно смотря насквозь и не замечая друг-друга, и пытались забыть, что любовь не принесла удовлетворения, что желание обещало большее, что когда-то, возможно, все было не так. Единственным, что по-настоящему нравилось ей в странных отношениях, были рассказы Килша.
Он говорил про огромные города, связанные между собой воздушными дорогами. Города не были такими маленькими и упорядоченными, как ее Город, они были полны сумбура и хаоса, дома там не походили один на другой ни по размеру,
В городах жили люди, которые боялись остановиться хоть на секунду и подумать, куда и зачем они бегут. Он рассказал ей о гигантских храмах, в которых приносили подношения богам денег и жадности, о странных машинах и механизмах. Он говорил обо всем этом так, будто видел людей со стороны, будто они казались ему насекомыми, копошащимися у ног. Айрис это заставило задуматься, а еще какое-то воспоминание настойчиво пробивалось наружу, но не могло пробиться.
Он говорил о ночной пустыне. О том, как отшельник, ищущий власти над собой и силы, уходил туда и как его атаковали искушения. Временами Куран так красочно описывал их, что ей казалось — он и сам когда-то был одним из миражей, соблазняющих отшельника.
Он говорил о драгоценностях и о том, что те впитали свет, который был здесь еще до сотворения мира. Он рассказывал о существах, которые потеряли этот свет и могли обрести его лишь на краткий миг, проглотив вместе с камнем. Он рисовал картины из слов: она почти видела, как демон пожирает драгоценности, не в силах утолить тысячелетний голод.
Айрис была зачарована его сказками. Впрочем, она не была уверена, что это сказки. Описания были слишком реалистичны и полны непонятных эмоций.
— Ты точно ничего не помнишь о своей прошлой жизни? — спрашивала она его не раз.
Он только качал головой и язвительно отрицал все, называя пустыми домыслами.
Она, чтобы как-то отплатить ему за картины иных миров, читала Килшу любимые стихи. Иногда он вспоминал продолжение, но говорил, что не знает, почему и где слышал стихотворение раньше. Стихи им нравились одни и те же.
В такие минуты Айрис казалось, что они — идеальная пара. Но иллюзия рушилась, стоило им сменить тему.
Килш жутко ревновал ее. Айрис сто раз говорила ему, что не изменяет. Он упрекал ее в том, что она меняет любовников, как перчатки. Айрис злилась и спрашивала, кто рассказал про нее такое. Говорила, что многочисленные любовники уже в прошлом, что теперь она любит его. Себе она признавалась, что ее чувства трудно назвать любовью, скорее, одержимостью. Стоило ей побыть без Курана хоть час, как в груди у нее образовывалась черная дыра и начинала высасывать из нее душу. Средство было только одно — бежать к Килшу в объятия. Даже его едкости и придирки после разлуки казались сладкой музыкой. К сожалению, только в течение первых пяти минут.
Килш был беспомощен в быту. Иногда ее поражало, что он не знает элементарных вещей. Один раз он простудился и запаниковал, решив, что умрет. Своими страданиями и стонами он чуть не свел ее с ума.
Он не умел просить. Он только приказывал и очень удивлялся, если кто-то ему не подчинялся. Он считал себя неотразимым, даже если не мылся две недели и не сбривал щетину. Ему вообще постоянно требовалось напоминать о том, что пора мыться или есть, или спать. Иногда он не ел весь день, и от голода у него начинал болеть живот. Тогда он становился еще более раздражительным, чем обычно, но в чем причина недомогания, сам сообразить был не в состоянии.
Вскоре Айрис приобрела привычку по утрам и вечерам интересоваться у него, поел ли он и сходил ли в туалет.
О том, чтобы он устроился на работу, не было и речи. Килш был совершенно асоциален. Люди казались ему смешными и глупыми, все, даже она. Но от нее он по какой-то причине не
В общем, они были странной парой. Некоторое время Айрис надеялась, что все изменится. Что Килш изменится. Но вскоре стало ясно, что надежда тщетна. Он был все язвительнее и грубее с каждым днем, так что их совместная жизнь становилась невыносимой. Но уйти она не могла, как ни пыталась. Она хотела было попробовать жить с ним раздельно и только навещать его по вечерам, но даже это ей не удалось. Он был как сильный наркотик — стоило ей потерять его из вида на час, как начиналась ломка.
В какой-то момент она поняла, что так продолжаться не может. Как вырваться из замкнутого круга, она не знала. Поэтому Айрис решила умереть. Она была особенно страстной в ту ночь, когда приняла это решение. Она хотела унести с собой воспоминание о чем-то хорошем, а не только о муках. Она была нежной и заботливой, старалась не раздражать Килша и была вознаграждена несколькими прекрасными историями на ночь. Впервые за много дней она заснула со счастливой улыбкой на лице.
Проснувшись утром, она приготовила любовнику завтрак, принесла ему постиранную одежду, напомнила, чтобы он побрился и, вместо того, чтобы пойти на работу, отправилась к Мосту Самоубийц. Девушка не умела плавать и поэтому решила, что легче всего будет утонуть.
Там она долго стояла, облокотившись о перила, и вспоминала все то хорошее, что у них было. Затем она сочинила предсмертную записку. Но чем дольше она стояла, тем больше ей хотелось вернуться обратно. Ей было страшно за Килша, который останется один в мире, для которого совершенно не приспособлен. Ей было страшно, что она может привратиться в бесплотную душу, мечущуюся в его поисках, не в силах уйти от того, к чему была слишком привязана.
Она боролась с собой почти два часа — то ставила ногу на перила, чтобы спрыгнуть в воду, то разворачивалась и делала несколько шагов в сторону дома.
Наконец, она решилась. Девушка вскарабкалась на перила и, не раздумывая больше ни минуты, прыгнула в воду.
Оказалось, что плавать не так уж трудно. Отчаянно барахтаясь, она сделала несколько гребков. Потом дело пошло легче, и через пять минут Айрис выбралась на берег. Дрожа от холодного ветра, она бросилась домой.
— Ты что, купаться ходила? — раздраженно спросил ее Килш. — Вместо работы? Как противно, ты же вся мокрая!
Ни слова не говоря, она улыбнулась и обняла его. Каким-то образом тот факт, что она чуть не умерла, сделал все его нападки неважными. Килш неловко застыл, не понимая, что происходит и как реагировать. Потом он положил ей руки на плечи.
— Это просто идиотизм! — сказал он едко. — Надеюсь, хоть сумку-то ты догадалась оставить на берегу?
Несколько дней она не обращала внимания на его выпады, но он продолжал изводить ее. Она не понимала, зачем — вроде бы, он не был похож на вампира, пьющего эмоции, как кровь. Кажется, он просто не знал, чего хочет — и жесты его, и слова, и выражение лица были так противоречивы, будто он испытывал сотню эмоций одновременно. Казалось, будто он сам не понимает, что происходит, и поэтому в панике громит все и вся вокруг.