Город
Шрифт:
– Тебе двадцать четыре? Не звезди!
Даже потом, когда я уже точно знал, что ей двадцать четыре года, что она преподаватель истории культуры в колледже и год назад закончила магистратуру, мне все равно не верилось – уж очень юной она выглядела.
Я очнулся от того, что к ним за стол присел и сам Вовка-морячок. Он поставил перед собой литровую кружку с пивом – я никогда не видел, чтобы он пил что-то крепче этого – похлопал старика по плечу и спросил:
– Ну что, Иржи, успокоился? – потом повернулся ко мне: – Поговорили?
–
– Простите меня, расчувствовался, – старик смахнул ладонью одинокую слезу. – Может я и не прав и вы, Саша, прекрасный человек, но, все равно, зная ваш образ жизни, я очень переживаю за Элен.
Я больше не мог ждать, время шло, а художник так и не рассказал, куда ушла Элен.
– Иржи, кто вам сказал, что она пошла меня искать?
– Я сам видел, мы разговаривали с ней. Она была у вас, не нашла. Потом кто-то из ваших друзей, – в голосе старика послышались осуждающие нотки, – сказал ей, что вы давно ушли в порт, и уже несколько дней от вас нет вестей. Девушка была сама не своя, и направлялась искать вас.
– Что за дурдом! – похмельная злость рвалась из меня. – Кто ей мог такого наговорить? Узнаю – убью!
– Успокойся! – твердо сказал Володя. Я знал, что он был офицером и участвовал в какой-то войне, там, в России. Сейчас прорезался его командирский голос. – Какой-нибудь твой прибацанный поисковик обмывал удачный выход, вот и разболтался. Ты, когда уходил, что ей сказал?
– Что ухожу на ночь. К следующему вечеру буду дома. Все так и получилось.
– То есть ты вернулся домой?
Я замолчал. Нет, конечно, все было не так – я не вернулся домой. С рюкзаками, полными образцов товара, мы зашли сначала в подвал хохла и там решили сразу снять напряжение. Цибуля – Петр Цибульский, потому такое прозвище – достал литровую бутылку виски и все – мы зависли. А про подвал хохла Ленка не знала, да и, вообще, мало кто о нем знал – хохол скрытный. Так что, как всегда, я сам во всем виноват – знал, что она будет переживать, но залил глаза и обо всем забыл.
– Так, может, она не пошла никуда? – с надеждой спросил я. Надежды было мало, воли француженке было не занимать – настоящая Жанна Д’Арк – только ростом не вышла. А меня она любила, в этом я мог поклясться и, наверняка, сходила тут с ума, не получая три дня весточки обо мне. Поисковики пропадают без вести чуть ли не каждый день.
– Нет, она была с рюкзачком, с пистолетом и сама сказала, что пошла к дальним складам.
Я застонал: "Дура! Дура! Одна к складам! Поможет ей пистолетик…" Сказать, что я люблю свою пигалицу, значит, ничего не сказать – жизнь без неё просто на хрен была мне не нужна! Я сотни раз благодарил бога или того, кто там, наверху, распоряжается людскими судьбами, за то, что он закинул меня в этот мир, где я смог встретить свою Ленку. Сейчас я представил, что может с ней произойти в заброшенном порту и вскочил. "Надо идти!"
– Ты чё? Чё распрыгался? – Вовка на вид был спокоен. –
– Да! Она там пропадёт!
«К черту! – думал я,– я спокоен». Я уже прикидывал, что ему нужно взять с собой; рюкзак у меня всегда собран, а в прошлый раз я почти ничего и не доставал оттуда – выход был лёгким, почти прогулка.
– А ты подумал, герой, что на улице уже скоро ветерки закружат?
"Блин! Про это я совсем забыл", – чертыхнулся я про себя, но вслух сказал:
– Наплевать! Ленка там.
Мне на самом деле было наплевать на охотников. Эти их предвестники – кружащие по улицам маленькие ветряные смерчи – всегда появляются перед прорывом этих исчадий в город. Но мне на хрен не нужна была жизнь, если в ней не будет Элен. Я вспомнил, что тогда, при первой их встрече, когда мы бежали по улице в черном квартале, на асфальте тоже начинали кружиться смерчи.
– Подожди, присядь, – Володя потянул меня за рукав и усадил обратно. – Если решил, я тебя отговаривать не буду, хоть она мне и не нравится, но для тебя, вижу, она свет в оконце.
Я согласно закивал.
– Все понятно, – продолжал Вовка. – За свою бабу можно и в пекло.
Он на несколько секунд замолчал, думая о чем-то своем, потом встряхнулся и продолжил.
– Времени совсем мало, до своей берлоги тебе топать и топать.
Я опять кивнул.
– Короче – пойдешь от меня, дам все, что надо. Я ведь когда-то тоже ходил к океану, рюкзак до сих пор лежит, ждет своего часа, – он усмехнулся. – Иногда хочется опять забросить его на спину и в порт. Ладно, шутки в сторону, кроме всего, я дам тебе одну штуку, будешь чувствовать себя уверенней. Ты без оружия?
– Сам знаешь, я по городу не таскаю, только на выход.
– Вот и я об этом, поэтому дам тебе «калаш». Тяжеловато, конечно, против пистолета, но зато и надежнее.
Ни хрена себе! Я опешил. Автомат Калашникова в этом мире такая драгоценность, а морячок дает его мне, хотя и знает, что я могу не вернуться.
Володя, похоже, понял мои мысли.
– Жалко, конечно, но вернешься живым – должником будешь, не вернешься – на том свете доброе дело зачтется. Если мы, конечно, умрем когда-нибудь.
– Если умрем… – эхом повторил старик-художник.
"Да, с этим здесь проблемы, – подумал я, – если, конечно, хочешь умереть своей смертью. Вон ацтеку, наверное, уже тысячу лет".
– Спасибо, Володя, – в горле запершило, нечасто в моей жизни кто-то заботился обо мне просто так, хотя Володька и прикрыл это словами о долге. – Тогда давай побыстрей, я двинусь…
Через двадцать минут я, уже полностью снаряженный, стоял на улице у дверей заведения моряка. Все трое – Володя, Иржи и негр Костя – вышли меня провожать. Мне это было непривычно и странно, никогда в этом мире меня никто не провожал – такое бывало только там, в том мире, о котором я почти забыл. Потоптавшись, я неловко попрощался: