Города гнева
Шрифт:
– Корпорация спасла многих, – запальчиво перебил я, ощущая, как изнутри поднимается волна возмущения.
– Ну да, ну да, – усмехнулся Микаэль, но спорить не стал, переключившись на другую тему.
Мы стали друзьями. Нет, не так, как становятся друзьями на верхних уровнях, где дружба – это выгодная партия. Мы стали настоящими друзьями, хотя я никогда не решался произнести это
– Знаешь, Эрик, в благие намерения Корпорации верит все меньше людей. Ты что-нибудь слышал о «Сети»? – однажды спросил Мика, понизив голос до полушепота. Его глаза искрились азартом и тем блеском, что появлялся, когда он рассказывал о девчонке, с которой недавно замутил.
– Ты про сопротивление? – напряженно уточнил я. Микаэль оглянулся, опасаясь, что кто-то может нас подслушать.
– «Сеть» – не просто бунтари, Эрик, – в его глазах вспыхнуло восхищение. – Это люди, которые решили не ждать чуда. Они действуют скрытно, но их нити тянутся через все острова. Они знают, как выжить в этой гнилой системе. Более того – знают, как ее разрушить.
Я напрягся, чувствуя, как кровь начинает быстрее пульсировать в висках. Разговоры о «Сети» я, разумеется, слышал, но всегда относился к ним как к слухам – нелепым и преувеличенным. Кто-то утверждал, что «Сеть» – всего лишь миф, созданный, чтобы пугать Корпорацию, другие говорили, что это маленькая группа недовольных, которую легко подавить. Но тон, с которым говорил Микаэль, заставил меня усомниться.
– И что же они делают? – осторожно спросил я.
– Ты когда-нибудь задумывался, куда исчезают ресурсы? – Мика внимательно посмотрел на меня, изучая мою реакцию. – Или почему некоторые острова, вроде Гидрополиса, начинают открыто саботировать поставки? Это они. «Сеть» мешает логистике, нарушает распределение вашей системы, похищает то, что вы у нас крадёте, и передаёт тем, кто умирает от голода. Они не сидят сложа руки, а действуют. Порой жёстко, но разве у них есть выбор?
Я хотел возразить, но слова застряли в горле. Отец всегда говорил, что саботаж – это результат «природной лени и слабоумия». А теперь я начинаю понимать, что это не лень, а отчаяние.
– Ты с ними связан? – прямо спросил я, настороженно изучая его одухотворенное лицо.
– Я? – Мика усмехнулся и пожал плечами. – Я лишь наблюдаю. Эти люди готовы рискнуть всем ради шанса жить по-другому. Их не волнуют ваши законы и приказы. И знаешь, что самое интересное? Их становится больше.
– Больше? – переспросил я, не скрывая скепсиса.
– Ещё бы, – он бросил на меня уверенный взгляд. – Ты удивляешься? В мире, где пайки урезают, а семьи выживают в спартанских условиях, люди готовы пойти за теми, кто хотя бы обещает перемены.
На мгновение я замолчал, пытаясь осмыслить его слова. Во мне боролись два чувства: возмущение и странное, необъяснимое уважение. Микаэль не был наивным мечтателем и к своим бунтарским убеждениям пришел не просто так.
– А что, если я скажу, что они ошибаются? – спросил я, надеясь найти в его взгляде хоть крупицу неуверенности. – Разве то, что они делают, не приводит к ещё большему хаосу?
– Хаос? – Мика расхохотался,
Я не нашелся, что ответить. Его высказывания словно разрушили барьер в моей голове, вынуждая задуматься о вещах, которые я раньше старательно игнорировал.
– Однажды ты поймешь…, – продолжил Микаэль уже тише, – Что мир принадлежит не тем, кто у власти, а тем, кто готов его изменить.
Тогда я ещё не осознавал, что именно Мика имел в виду, но его слова крепко отложились в памяти. Теперь они звучат в моей голове снова и снова, заставляя сердце сжиматься о скорби и сожаления.
Спустя два года после того разговора Фостеров обвинили в шпионаже. Якобы отец Микаэля передал информацию «Сети», помогая саботировать снабжение ресурсами. Это было абсурдное обвинение, и я знал, что оно фальшивое, но никто не искал доказательств. Никто не выслушал их сторону. Очередной показательный приговор с целью устрашения тех, кто дает допуск опасным мыслям в свои головы. Родителей Мики отправили отбывать срок на Фантом. Это место хуже смерти. Оттуда не возвращаются.
А Микаэля в тот же день призвали на Полигон.
Я пытался что-то сделать. Обратился к отцу, но тот даже не стал меня слушать.
– Ты слишком молод, чтобы понимать, как устроен этот мир, – сказал он с привычным хладнокровием. – Знаешь, что делает сильного лидера? Он никогда не привязывается. Ни к людям, ни к идеям. Твое место на верхушке пищевой цепи. Запомни это и сто раз подумай, прежде чем снова спуститься вниз.
Это был удар, который сокрушил все, во что я верил. Отец практически признался, что намеренно убрал Фостеров из моей жизни… самым чудовищным образом. Черт, как же я ненавидел его в тот момент, но был бессилен что-либо изменить.
Последний раз я видел друга, когда военные силой забирали его из сектора. Микаэль шёл, держа голову высоко, хотя я знал, что внутри он кипел от ярости. Его взгляд прожигал всё вокруг. Гнев, боль, презрение, но ни капли страха. Переступив через гордость, я снова пошел к отцу, снова умолял его отменить приказ, но он даже не взглянул на меня.
– Полигон – это шанс, – отмахиваясь, бросил он. – Если он выживет, то докажет свою ценность для Корпорации. Если нет, то за него это сделает кто-нибудь другой.
Мика погиб через месяц после призыва. Я узнал о его смерти из утреннего отчёта. Обычный цифровой файл с равнодушными строками текста. «Фостер, Микаэль. Погиб. Локация: Полигон, северный периметр. Время: 03:42». Никаких подробностей. Просто имя в длинном списке. В тот момент внутри меня что-то сломалось. Это был не просто гнев. Это была опустошающая безысходность. Я больше не мог смотреть на наш фальшивый безжалостный мир, не вспоминая его слова, его смех и его боль. Его честность, его силу и его способность быть выше лжи, на которой держался наш порядок.