Городок Нонстед
Шрифт:
— Ладно, мне пора заканчивать, — сказала она в трубку. Затем повернулась к нему. — Чем я могу вам помочь?
— Добрый вечер, — сказал Натан, изображая скандинавский акцент. — Моего приятеля доставили сегодня в эту больницу. Пастор Рансберг из Нонстеда. Можете мне сказать, что с ним?
Дебора сложила руки и слегка склонила голову. Лицо у нее было задорным, но глаза выдавали усталость.
— Мы не даем информацию о состоянии пациентов, — сообщила она.
— Нет, — Натан выпучил глаза. — У нас в Европе всегда заботятся о правах человека, но члены семей всегда
— Вы сказали минуту назад, что пастор Рансберг — ваш приятель, — Дебора грозно наморщила брови и чуть склонилась, став похожей на носорога, готовящегося к атаке.
— Да. Мы очень дружны. Так, что иногда забывает о кровных узах. Пастор — брат моей тети со стороны…
— Послушайте, мы тут тяжело работаем, чтобы помогать людям, таким как пастор Рансберг, — заявила медсестра. — А вы своими глупыми выходками отбираете наше ценное время. Вы не можете узнать о состоянии здоровья пациента, если не являетесь близким родственником, или не ведете следствия по его делу. Оставьте фамилию и имя телефона, я их передам пастору. Если он захочет, то вам перезвонит.
— Дебора! — Молодой врач с землистой кожей и скошенными глазами отодвинул горшок с цветами, и перегнулся, чтобы посмотреть на экран компьютера.
— Дебора, можешь проверить дежурства на завтра? — спросил он. — Если я снова начинаю спозаранку, то прямо сейчас начну искать новую работу.
— Ясно, доктор, — буркнула она, и повернулась к клавиатуре. — А мотоциклисты будут сами себя собирать в кучу.
Врач сухо засмеялся и только сейчас обратил внимание на Натана.
— Я извиняюсь, не увидел… — Неожиданно глаза врача оживились.
— Сейчас, сейчас… — медленно начал он, осторожно потирая бровь. — Прошу не обижаться, если вас обижу, но я уже на ногах 12 часов. Где-то видел вашу фотографию. Где-то на обложке… Сейчас, не Гейман, не Кунц… Маккарниш? Вы Натаниэль Маккарниш?
Натан дернулся, будто его ударили плетью.
— Д-д-да, — буркнул он.
— Невероятно. — Врач мигнул, будто не веря собственным глазам. — Это вы. Знаю, что слышали это тысячу раз, но ваши “Шепоты” были для меня, как удар молнии. Великолепная работа. Знаешь, кто это, Дебора?
— Знаю, — кисло сказала медсестра. — Человек, имеющий проблемы с определением степени родства с одним из наших пациентов.
— Правда? — Врач не обратил внимания на ее тон. — А с кем?
Кабину джипа наполняла пелена табачного дыма, которую подсвечивала панель CD-проигрывателя. Натан открыл водительскую дверь и яростно замахал рукой.
— Я же говорил, чтобы не курил в салоне, — прошипел он злобно.
— А я тебе говорил, что поездка в Моррисон бессмысленна, буркнул Скиннер, но сигарету погасил. — Ну, что виделся со священником-алкашом?
— Нет. — Натан прикусил губу и вставил ключ в замок зажигания. — Но говорил с его врачом. У пастора сломана рука и несколько ребер, плюс несколько царапин. Его жизни ничего не угрожает. Но он ослаблен и нуждается в отдыхе. Его врач… — Он прервался ненадолго. — Его врач подозревает несчастный случай. Рансберга мог сбить автомобиль.
— Угу, —
— Если хочешь, прокомментируй. Не сдерживай себя, — сказал Натан. Он повернул ключ в замке. — Это мог бы быть и я. Кого-то мы могли сбить во время дикой гонки на турбазу.
Машина задрожала, мотор тихо заработал.
— Не буду я ничего комментировать, — заявил Скиннер. — Твою мать, начинаю говорить как ты. Ничего не скажу, пришибленный англичанин. Хотя одно спрошу. Почему тебя это интересует?
— Что? — спросил Натан. Машина медленно выезжала со стоянки рядом с больницей.
— Насколько я понял, ты приехал к нам, чтобы отдохнуть. Расслабиться, забыть о чем-то там. Но все пошло в прямо противоположном направлении. Несешься через полграфства, чтобы узнать о состоянии здоровья священника-алкоголика. Зачем? Муки совести — не ты ли его задавил? Или гражданский долг?
— Ни одно, ни второе, — процедил Натан. — Я хочу узнать, в чем дело.
— В чем, б…, дело?
— С тех пор, как мы познакомились, ты мне доказываешь, что все жители Нонстеда что-то изображают. Все, кроме тебя. А когда человек пытается разобраться, что в вашем городке происходит, ты пытаешься ему помешать, так?
— Нет, что ты. Суть в том…
— Именно, в чем суть? О чем идет речь? В Нонстеде точно происходит что-то недоброе. Что-то очень, очень недоброе. В это время вы все — да, я и тебя включил, Скиннер — пытаетесь делать вид, что ничего не происходит. По причинам, которые я не понимаю, вы предпочитаете не касаться Большой Тайны. Вы приспособились к ней, как к пьянице-соседу. Он вредный, пакостит, но свой же. Не позволим какому-то приблудному из большого мира совать нос в наши дела.
— Послушай, Натан…
— Да, ладно, — проворчал писатель, склонившийся к рулю. Двигатель работал громче. — Ты ведешь… Вы все ведете себя как человек, который боится пойти к врачу, ведь тот может что-то обнаружить и надо будет лечиться.
— А ты тот самый врач? — Скиннер поудобнее устроился в кресле. — Ты наш избавитель и пастор? Мы должны в тебя поверить, чтобы ты изгнал Дьявола? Парень, ты не здешний.
Если он ждал очередного взрыва, то сильно ошибся. Натан сильно сжал губы, но снял ногу с педали газа. Фонари снова стали шарами света на длинных ножках. Он не сказал ни слова, пока не проехали последнего строения и не въехали в лес.
— Два года назад я познакомился с одной девушкой, — сказал Натан сухим голосом. — Ее звали Фиона. Она была из Ирландии. Компьютерный график. Познакомились во время работы над обложкой моей книги. Познакомились и между нами, что называется, “пробежала искра”. Приближалась дата американской премьеры “Шепотов”, я прилетел в Нью-Йорк и мы стали жить вместе. Три месяца полной идиллии. До утра танцевали в клубах, ели хот-доги в Центральном Парке, ходили, держась за руки, по галереям, спорили о прочитанных книгах, в лунные ночи лежали на крыше ее дома…Меня приглашали на встречи с читателями, а Фиона стояла сзади и всматривалась улыбающимися глазами. Понимаешь, о чем я говорю?