Городок

Ах, как хочется вернуться,

Ах, как хочется ворваться в городок.

На нашу улицу в три дома,

Где всё просто и знакомо,

На денёк.

Где без спроса ходят в гости,

Где нет зависти и злости.

Милый дом,

Где рождение справляют

И

навеки провожают всем двором.

Время, время – кружат снеги,

И разъехались соседи кто куда.

И когда дома сносили,

Мы с тобой, мой друг, шутили:

«Не беда».

Раз в году письмо скупое,

Поздравленье с Рождеством и долгих лет.

Ровно восемь диких строчек

И другой какой-то почерк.

Всем привет.

Лишь во сне приходят лица,

Не узнать и половины. Ярок свет.

Год прошёл, почтовый ящик

Открываю – две газеты.

Писем нет.

(Кирилл Крастошевский, муз. Юрий Варум)

Этот рассказ про Городок и его некоторых жителей в средней полосе нашей бескрайней страны.

С его обитателями происходили совершенно неожиданно для них непредсказуемые происшествия.

Мои герои проживают страшные оккупационные времена. Кому-то везёт, он остаётся жив. Кто-то менее удачлив. В общем, если серьёзно – это про то, как любовь, обыкновенная любовь, выручала, спасала да и давала жизнь следующим поколениям.

А чем закончится? Светом в конце тоннеля. Страшного, тёмного, ужасного оккупационного тоннеля – в конце его должен быть свет. Иначе зачем жить?

Все действующие лица вымышлены.

Совпадения – случайны. А может…

Каждое городское поселение, будь то столичный город или провинциальный, имеет своё лицо. И определяет его не местоположение, не природа, не архитектура, а живущие в нём люди. В Санкт-Петербурге они спокойны, в меру важны, порой чванливы, одеты модно, но неброско. Атмосфера города наполнена галантностью, лёгким флиртом и мимолётными увлечениями под звуки вальсов и гавотов.

В Москве совершенно иной уклад. Народ московский в меру суетлив и своего не упустит. Купеческая душа требует и трактиров, и ресторанов особенных. Да чтоб наряды жёны шили у самых модных французских портных на Кузнецком мосту. А уж посплетничать и слушок какой пустить – самое любезное дело. А ещё любит народ московский всякие обсуждения.

То есть по-простому – сплетни. Тут уж достаётся всем и всему. И похоронной конторе, и купцу Хлёнову, что завёл у себя гарем и детей всех на себя записывает. Да что там, народу, особо женского полу, поговорить да и слушок какой пустить – самое разлюбезное дело. А уж рассказать, как купец Мохрен Иван Степанович со товарищи в метрополевском фонтане полового купал заместо белорыбицы, – милое дело. Может, всё совсем не так было. Может, просто икрой мазнул рубаху официанта, а уж раздули. Чё говорить – Москва.

В городках уездных этого всего не было. Городки были тихие, по-разному построенные и обихоженные в зависимости от нрава городского головы. А городской голова зачастую мог быть и не самодуром, и не выпивохой и даже не брать мзду малую от купцов и подношения от людей иудейска племени.

В нашем Городке во время оно голову отметила даже государыня Екатерина Алексеевна Великая.

Выговаривая как-то князю Бурятинскому за мздоимство, Екатерина привела в пример одного дворянина. Голову нашего Городка. Мол, и титулов никаких не имеет, а всё бьётся для Городка, внимания даже на своё семейство не обращает. А больницы и бани функционируют.

– Дак, матушка, конешно, – отвечает князь Бурятинский. – Ему княжеский выезд и хоромы отцовские содержать не надо. Вот сделай ты его князем, увидишь.

Екатерина Алексеевна провела эксперимент – сделала городского голову бароном.

Ой, что тут началось!

Ведь Глафира Ильинична, жена головы, сразу стала баронессой и объявила, что по четвергам в доме барона будут проходить рауты с романтической музыкой. Тут же пошёл слух, что нынешний барон, бывший ранее просто дворянином Мещеряковым Иваном Семёновичем, за барский титул ох сколько в Петербурх занёс! Знамо, мы без мостовых и останемся. И лужи не осушат. А туалеты уже не первой и даже не пятой свежести. Во-о-он куда идут наши денежки!

Конечно, слух до императрицы дошёл быстро. Особенно в отношении взяток. В Городок были отряжены трое «волкодавов» государыни. Всё разведать и особо узнать, кто же марает имя ея величества.

Тройка в Городке пробыла три недели, оставив после своего визита двух болтунов, испытавших, что такое дыба. Да одного купца, он через два дня «расспросов» просил забрать в казну всё своё имущество вместе с шинком. Только пощадить живот. Купец признался, что наговорил всякого по причине излишнего пристрастия к змию зелёному. А болтовня его учинена от злости и зависти к бывшему соученику, ставшему бароном, тогда как он остался каким-то купцом. Клялся всеми святыми, что никогда и ничего Иван Мещеряков не брал. И «заносить» ему боялись – себе дороже! Городской голова вцеплялся в дающего, вызывал становых и скреплял бумагой, что тот-то предлагает построить за свой счёт лечебницу. Польза для Городка была большая. А наговоры – да что рассказывать. Дело ясное – зависть движет людишками. Зависть!

Императрица, прослушав доклад «волкодавов», долго смеялась и приказала всё в подробностях изложить князю Бурятинскому в назидание. Мол, может, князь учтёт опыт барона. Не помогло. Князь брать продолжал, только почему-то барона Мещерякова очень невзлюбил. Пытался разные гадости ему делать. Да не получилось. Барон локоток своей пухлой супруги поцелует – да в присутствие. Потому-то Городок был в меру чист, имел две больницы и аптеку с немецким аптекарем. Жители любили свой Городок. И жить им в нём было очень удобно.