Городок
Шрифт:
Было похоже, что это единый живой механизм, слаженный многими годами работы, действовал сейчас. Будто все, что прежде пережили эти люди, было лишь подготовкой к этому прекрасному подвигу: защищать сообща свои дома от неожиданной и грозной стихии. Они понимали друг друга без слов, чувствовали, как может только чувствовать в беде человек человека.
Может, всего-то минуту смотрел Шохов на людей, замерев у берегового ската, но какая это была минута и как много стоила для того, кто хочет что-то понять об этих людях.
У самого ручья, на сухом пятачке в полумраке, свет
— Григорий Афанасьич! Что же это такое! Подожгли ведь! А!
Шохов, присмотревшись, узнал Хлыстова. Лицо его, вымазанное в саже, в красных отблесках показалось ему страшным.
— Ведь подожгли! Подожгли! — Он заплакал навзрыд.
— Кто поджег? Что за ерунда? — спросил Шохов, останавливаясь. Ему стало не по себе от крика этого и плача. Теперь только он сообразил, что дом, который они тушили, был хлыстовский.
— Васька поджег! — завопил Хлыстов, зажимая руками свое лицо.
— Откуда ты знаешь?
— Видели его! Он керосин лил под окном! Он меня хотел сжечь! Убить!
Хлыстов взметнулся на пригорок, как бы желая вновь убедиться, что все так и есть и это горит его дом. Но, взглянув, он сел на землю и больше уже не двигался.
— Кто сказал, что его дом подожгли? — спросил Шохов у Петрухи.
— Не знаю,— произнес тот, не поворачиваясь.
— А где Самохин? Его кто-нибудь видел?
— Потом разберемся! — произнес кто-то.— Григорий Афанасьич, у вас шланг есть?
— Большой? — спросил он и тут только узнал дядю Федю. Со своей погасшей папироской в зубах он, как был в своем новом костюме, видать прямо из гостей сюда, что-то мастерил.
Через полчаса, подсоединив шланг, воду подали прямо к догорающему дому, а цепочка с ведрами распалась. Да и главное было сделано: сберегли соседние дома, а теперь можно было, растащив бревнышки, без паники добивать остатки обрушившегося дома. Он мог быть еще опасен в случае ветра. Но ночь была прохладна и тиха, и только теперь все, несколько приходя в себя и отряхиваясь от пепла, от сажи, поняли, что время уже позднее. Женщин Шохов отослал по домам, а мужчины остались. Закончили они на рассвете. Только бревна черные дымились на месте бывшего хлыстовского дома.
Никто не хотел расходиться. Петруха, и дед Макар, и дядя Федя — все были тут, несколько поблекшие в свете нового дня, выпачканные в саже.
«Вот тебе и праздничек,— устало и вовсе неудивленно подумал Шохов.— А могли бы полыхнуть так, что...»
Но мысль не додумалась, потому что было страшно и тяжко ее додумывать. Да и теперь, в серых сумерках, не хотелось гадать, что могло бы быть, если бы загорелся городок. Надо отдыхать. А завтра, хоть оно уже и наступило, они разберутся, отчего загорелось, и при чем тут Васька Самохин, и кто пустил такой нелепый слух о поджоге. Ведь это додуматься надо...
— Всё. По домам,— произнес Шохов тусклым голосом.— Семен Семеныч переспит у меня.
И люди будто ждали этих слов. Молча, никто ни с
Вскоре приехала пожарная машина. Она с треском и звоном прокатила по спящим улицам и, не найдя пожара, убралась восвояси. Никто не вышел на нее посмотреть, хотя в ином бы каком случае появление ее было бы целым событием в жизни Вор-городка.
В то серенькое пасмурное утро, когда мужчины Вор-городка, прежде чем разойтись, стояли у бывшего хлыстовского дома, устало созерцая свою работу, кто-то, кажется дядя Федя, кинул эту мысль: мол, надо разобраться, отчего загорелось, чтобы знать на будущее.
— Вот ты и займись,— тут же предложили ему.
Дядя Федя в нахлобученной кепчонке и в роскошном праздничном костюме, поверх которого оказалась надета чья-то телогрейка, пожевал зло потухшую папиросу, выплюнул ее и ответил, как всегда будто сердито, что он не отказывается, но лучше бы собрать комиссию, в которой принял бы участие и Григорий Афанасьевич, человек среди всех самый авторитетный, да и неплохо, если бы подключить сюда и Галину Андреевну.
Все согласились, что комиссия, конечно, лучше, и так как Шохов вслух не возразил, вроде бы само собой и по-решилось.
А уж судом, да еще общественным судом, ту комиссию прозвали позже, когда они от разговоров приступили к делу и даже до чего-то смогли докопаться.
К тому времени толков и слухов о пожаре накопилось достаточно. Болтали, к примеру, что Хлыстов чуть не сам зажег свою хибару, потому что была у него страховка и он будто бы на этом переполохе надеется получить себе законную квартиру в Новом городе. Иные сходились на том, что времянка могла сгореть от замыкания проводов. Потому что нагрузка к вечеру сильно возросла.
Но большинство подозревало Васю Самохина, потому что роман беспутной Нельки с Хлыстовым был, как говорят, налицо. Никто не видел, как поджигал Самохин чужой дом. Никто, кроме самого Хлыстова.
Но дело было не только в причинах пожара. И тем более не в Нелькиных амурных делах. Пожар выявил главное, без решения чего нельзя было существовать всему городку и его жителям: безопасность людей. Это заставило Шохова и всю комиссию всерьез заняться делом о пожаре.
К тому же необходимо было уже теперь, не откладывая на завтрашний день, предусмотреть меры предосторожности: дежурства и тому подобное.
Шохов и дед Макар, который поставил дело на научные рельсы, разработали схему безопасности, ее размножили в Гидропроекте на копировальной машине и раздали по домам. В сопроводительной инструкции были предусмотрены даже некие посиделки с детьми и дружинный патруль в городе, хотя острой надобности в нем пока что не возникало.
Петруха в короткий срок проверил нагрузку электросети и изоляцию проводов. Он же сконструировал небольшой тушильный агрегат, расположенный на ручной тележке, состоящей из моторчика с насосом и шланга. Шланг для пожарной тележки Шохов отдал свой, и не совсем бескорыстно. Он смекнул, что в жаркие дни Петрухина техника вполне может послужить как поливальная установка для огорода. Так потом и получилось.