Городская цыпочка на деревенском выгуле
Шрифт:
– Что это? – Она повертела в руках не виданную ранее бумажку.
– Это билет. Доедешь поездом до станции Глухочащино, а там тебя Лев Алексеевич будет ждать, отвезет в Сморчки.
Аня встала, полная решимости.
– Папаша, конечно, учудил, думает я совсем дура, не справлюсь? Я еще всем нос утру!
Юрия Вячеславович в этом сильно сомневался, но одобрительно кивнул.
– С богом, Анюта.
Она хмыкнула и пошла к дверям, потом вернулась, забрала паспорт, лежавший на столе, и протянула руку открытой ладонью вверх.
– Денег на дорогу давайте. И МРОТ ваш этот, –
– Денег на дорогу не положено. Вообще ни копейки не разрешил Арнольд Аверьянович давать тебе. Но у тебя ведь есть на собственной карте накопления, – напомнил Юрий Вячеславович.
– А? Накопления?
– Ну да.
– Ага… есть. – Только от накоплений тех кукиш с маслом остался. Аня копить не умела и даже значение этого слова понимала с трудом.
– Вот и воспользуйся. Только расходуй с умом, а ежемесячную сумму тебе Лев Алексеевич будет выдавать пятого числа каждого месяца. Отец-то хотел с твоей карты деньги изъять, но этого сделать мы не можем, не по закону это.
Аня прикинула: сегодня второе, значит, три дня осталось до МРОТа. Плюс на карте у нее кое-что было. Чуть-чуть… Очень чуть-чуть.
– Ну, папочка! Ну я ему этого никогда не забуду! – проворчала она и вышла, громко хлопнув дверью.
Глава 2
Собирать вещички Аня поехала в особняк на Рублевке, где жила с отцом. Всю дорогу она всхлипывала и причитала, рвала на себе идеально покрашенные золотистые волосы, уложенные в аккуратную прическу в виде крупных локонов. Все утро, до визита к нотариусу, она просидела в салоне, где ей еще и маникюрчик с педикюрчиком сделали. Денег потратила… Ох сколько же она потратила! А что? Нужно было отвлечься. Папа ее хоть и болел долго, и умер не внезапно, но ведь все равно удар! Аня все глаза выплакала. На похоронах ее валерьянкой отпаивали, а потом потянулась долгая неделя траура, когда ей пришлось выслушивать соболезнования от кучи незнакомых людей (знакомые-то все до похорон отсоболезновались) и сидеть дома, ничего не делая. Нельзя ведь было ни в клуб сходить, ни с девочками потусить. Только вчера Аня позволила себе развеяться – пробежалась по бутикам. Ну а сегодня салон красоты… Кто ж знал, что родимый папочка ей такую свинью подложит в виде МРОТа и каких-то Сморчков.
Пока машина стояла на светофоре, Аня залезла в интернет и поискала эти самые Сморчки. Не знал интернет такой глухомани. Только какие-то грибы ей подсовывал дурацкий поиск.
– Вот же! – выругалась Аня и стартанула на светофоре раньше положенного времени.
Тут же, будто по волшебству, откуда-то вынырнул гибэдэдэшник. Пришлось останавливаться.
Аня притормозила, одернула платье так, чтобы декольте светило правоблюстителю прямо в глаза и, приспустив окно, хлопнула невинными глазами.
– Ух ты какая! – не удержался от комплимента молодой полицейский, но тут же вспомнил свои обязанности и отчитал Аню: – Нарушаете, дамочка.
У Ани брызнули слезы из ее огромных синих глаз, отчего они стали еще более синими, а гибэдэдэшник аж замер.
– Простите, пожалуйста, – затараторила Аня. – У меня папа умер, а тут еще завещание зачитывали. А папочка, оказалось,
– Правда, что ли? – опешил полицейский.
– Правда-правда. Видите, на мне платье траурное. Стала бы я черное надевать? Мне же этот цвет совсем не идет. Уродина уродиной.
– Да что вы, девушка. Вы очень красивая, сказочно красивая, – утешил ее мужчина.
– Вы правда так думаете? – Аня вытерла слезы и хлопнула ресницами. Тоже заламинированными не далее как сегодня утром.
– Конечно, – заверил ее полицейский. – Неужто и правда вас отец без денег оставил?
– Представляете? Денег было море, а он все этой Непей-Пиво! Она наверняка все растранжирит.
– Н-да-а-а, дела, – протянул полицейский.
Рядом вдруг раздался визг тормозов, и какая-то машина въехала прямехонько в зад припаркованной машины ГИБДД.
– Твою мать! – выругался полицейский и побежал к своему напарнику, как раз выбиравшемуся из машины.
– А я? Можно я поеду, а? – крикнула ему Аня.
– Поезжай и не плач больше, все наладится! – подбодрил ее добрый полицейский.
Ане вообще везло всегда на добрых гибэдэдэшников, если не считать тех, что у нее права отобрали полгода назад и так и не вернули. Зато после этого она перестала гонять и губы красить за рулем. Сегодня вот только проехала на красный, но это все слезы виноваты.
– И МРОТ, – напомнила себе Аня. Он, проклятый, ей покоя не давал.
Оставшуюся дорогу до дома Аня преодолела без приключений. А вот на территории дома ее ждало очередное потрясение: Аню встретил угрюмый Вадим Семенович, правая рука ее отца.
– Опять ты за рулем! Права же отобрали, – сказал он, не успела Аня вылезти из машины, и скользнул по ее фигурке красноречивым взглядом.
– А что ж мне теперь, пешком ходить, что ли? – фыркнула Аня и откинула волосы с лица.
– Все, наездилась! – хмыкнул Вадим Семенович и выдернул у нее из руки ключи.
– Эй, аккуратнее! – вскрикнула Аня. – Ноготь чуть не сломал.
– Вот-вот, это все, что тебя волнует. Пустоголовая!
– Да пошел ты, придурок, – огрызнулась Аня и пошла в дом.
Они с Вадимом Семеновичем никогда друг друга не любили, но если до смерти отца тот себе лишней грубости не позволял, а лишь иногда отпускал в адрес Ани язвительные замечания, то теперь решил, что ему все можно.
– У тебя час на сборы, – крикнул ей вдогонку Вадим Семенович. – Через час я дом опечатываю и закрываю. Ключи от него и от машины я отдам адвокатам твоего отца. Поспеши.
Ему легко было сказать – поспеши. А Аня понятия не имела, что ей с собой брать. Три чемодана? У нее огромная гардеробная комната и еще одна – под обувь. Она, как и все девочки, фанатела от красивых туфель, и у нее было, ни много ни мало, ровно семьсот шестьдесят девять пар. Аня была уверена, что к своему тридцатилетию она округлит это число до тысячи. Только теперь…
– Что же теперь будет-то?
Быстренько переодевшись в белоснежный спортивный костюм от Армани, Аня принялась-таки упаковывать чемоданы. Ничего не лезло. Ничего!