Городская фэнтези 2010
Шрифт:
— Ты, придурок, — ударил кто-то кулаком в дверь, — ты там что, наркоту куришь?
— Сейчас! — огрызнулся я, отпуская саламандр с ладоней в запредел. Верзила, стучавший в кабинку, был плотно налит пивом; его не хватило даже на пять-шесть новых слов брани.
Солнце заходит
Солнце заходит. Последнее солнце в жизни. Хочется насмотреться на людей, на город, на деревья, хочется позвонить своим и попрощаться — но все оно как-то некстати, не ко времени, и думается: «А!., потом!»
Вот только «потом» не будет. Работа такая — даже умирать приходится по-деловому,
Жасмин не пошел на обман — ждет с распростертыми объятиями:
— Уголек, ты сделал верный шаг! Рад видеть тебя. Готов беседовать откровенно; мы оба хотим этого, верно?
Я киваю. Странно он смотрится перед смертью — веселый, жизнерадостный, довольный как слон; так вот посмотришь на кого — и не подумаешь, что ему осталось жить чуть-чуть.
— Хочешь разгадку? О, пожалуйста, ничего скрывать не стану! Я убедил твою подружку, что вещь, которую я даю ей, — не бомба. О бомбе даже разговора не было! Я ей внушил, что это — средство против колдунов, как таблетка против комаров, которая вставляется в розетку. Магическим был только взрыватель — он сработал в доме и пометил ближайшую жертву. Вот и все!.. Она — послушай! — стремилась к тебе и мучилась оттого, что надо расстаться. Видя ее терзания, я сам едва не плакал… Но если бы она не приняла мои условия — представляешь, какой бы удар ждал коммуну? Полиция, расследование, аресты — полный крах и позор. Кико, нам с Угольком — кофе! Самый крепкий кофе, какой можешь сварить.
Ракита, неопалимая моя купина! Сейчас мы встретимся — на миг, не дольше. Надеюсь, мы успеем взглянуть в глаза друг другу. Ты ни в чем не виновата, ты ничего не ведала. Ты достаточно страдала — хватит. Я был причиной твоей беды, я и расплачусь за все. Обвинить тебя будет некому.
Из огня в огонь — какой короткий путь! Как мало мне досталось… Но теперь я знаю — ты меня не разлюбила, ты горевала обо мне. И я — сейчас как никогда — люблю тебя.
Возродись, побывай здесь, подружись вновь с Гиттой, помоги ей уехать в солнечный край. Или нет: помоги прогнать дождь и туман. Помоги как умеешь. Потому что огонь — в нас. Огонь не бывает без дров; мы — пища огня. Грош нам цена, если мы отсыреем и сгнием под этим дождем, не дав и язычка пламени.
— Ты хочешь сказать что-то? — участливо заглядывает мне в лицо Жасмин.
— Да, — с изумленьем слышу я свои последние слова. — Огонь!!!
Они появляются сразу везде — маленькие, юркие, горящие; они бегут по потолку, по шторам, по стенам и оставляют за собой сливающиеся огненные следы. Жасмин, сразу все поняв, ревет от ярости, мечет в них заклинания, но зря — вызванные на смерть, они не знают пощады, их не погасишь.
Ты! Здравствуй — и прощай! Я вижу твою улыбку. Не плачь — это потом, когда-нибудь, когда ты возродишься.
Пламя охватывает мою кожу. Кожа лопается и горит. Так больно, что вам не понять, но я молчу — я гляжу, как бьется на полу отвратительная туша, правившая здесь силой страха и мрака. Он вскакивает, скачет как паяц, рвется в дверь, но пламя тянется к нему и лижет, лижет, лижет.
Ты не уйдешь, Жасмин, — огонь повсюду!
Да будет пожар!
Олег Кулагин
Война теней
Глава 1
После сумрачного коридора прикрытые плафонами стоваттные лампочки казались ослепительно-яркими.
— Проходи, девочка моя…
— Только после вас, мой фюрер.
Он чуть улыбнулся и слабо качнул головой:
— Оставим эти условности. Сегодня ты — моя гостья.
Электрический свет беспощадно подчеркивал каждую морщинку на неузнаваемо обрюзгшем лице — казалось, это совсем другой человек. Только черная щеточка усов да глаза, изредка вспыхивавшие странным лихорадочным блеском, напоминали о прежнем вожде.
— Садись, Ханна, — вяло махнул он рукой. Женщина заметила, как сильно дрожит его кисть.
— Благодарю вас.
Шаркающей походкой ссутулившийся человек в измятом кителе пересек комнату, почти упал в просторное кожаное кресло. Ханна осторожно присела напротив, поближе придвинув стул.
«Старик! Совсем старик, а ведь ему всего пятьдесят шесть!»
Он слабо улыбнулся:
— Я очень рад видеть тебя, моя девочка… Выпьешь чаю со мной?
Взгляд из-под полуприкрытых век казался еще живым, но Дряблая, почти землистого оттенка кожа и мешки под глазами говорили о полном физическом и моральном истощении. «Жизнь в бункере не идет ему на пользу», — с горечью подумала женщина.
Старик словно прочитал ее мысли и вздохнул:
— Ты не представляешь, как я устал…
Он закрыл глаза. Ханна терпеливо ждала. Через минуту, будто спохватившись, он искоса глянул на нее и забормотал:
— Все предали меня, Ханна!.. Кругом трусливые ничтожества… Никому нельзя верить! — Он говорил отрывистыми фразами, точно ему не хватало дыхания. — Я не могу…
Лампы мигнули и притухли. Задребезжала о стекло серебряная ложечка в стакане с чаем. Сквозь многометровые бетонные перекрытия отдаленными толчками, как при землетрясении, донесся грохот разрывов. Потом стало тихо, и погас свет. В наступившей темноте Ханна с тревогой вслушивалась в хриплое неровное дыхание фюрера.
«Его надо вывезти отсюда. Во что бы то ни стало! Даже если его пощадят бомбы и снаряды, жизнь в этом крысином логове доконает его сердце…»
Спустя минуту лампы вспыхнули опять, только теперь вполнакала — заработала автономная силовая установка.
— Бедная страна, бедный народ… Если со мной что-нибудь случится — кто встанет во главе государства? Этот боров с фельдмаршальским жезлом?! Да, я сам назначил преемника, но то было еще в месяцы побед… — Серое лицо покраснело, и в голосе старика вдруг прорезалась яростная сила — сила ненависти: — Они украли у меня победу… Генералы! Все сплошь бездари и предатели! Даже этот Лис Пустыни, которого я велел похоронить с почестями… Слышишь, моя девочка, я открою тебе истину — даже он был предателем! И если бы он не принял яд, его бы обязательно вздернули! Вместе с остальной сволочью!
Закрыл глаза. Помолчал. Глухо добавил:
— Я, властелин величайшей империи, посреди собственной столицы прячусь в бункере от вражеских бомб. И это после того, как нашей армии было полшага до победы… Предательство! Если бы не предательство…
На несколько минут воцарилась тишина. Потом он тихо спросил:
— Почему ты не пьешь чай, девочка? Отличный чай на горных травах. Когда я пью, мне кажется, я снова вижу заснеженные вершины…
Ханна взялась за серебряную ручку подстаканника. И отдернула пальцы, будто обожглась.