Городские легенды
Шрифт:
Несколько раз всей бухгалтерией погоняли чай, хохотали, сплетничали, и Катенька опять удивилась – а чего это ей так не нравилась работа? Делать-то почти ничего не надо.
Вечером, когда она наконец-то покончила со всякими мелкими обязанностями домашней хозяйки, появилось время для себя.
Предвкушая удовольствие, которое никогда не приедалось, Катерина уселась с ногами в глубокое мягкое кресло и взяла на колени альбом.
И только тогда по-настоящему заподозрила неладное.
Карандаш, послушный набитой
С натуры – пожалуйста; хотя и тут выходило что-то странное. Что-то, похожее на технический чертеж.
Катя несколько минут тупо смотрела на изрисованный листок.
Как это вообще раньше у нее получалось?
Вроде, все было просто. Приходили мысли. Образы. Водили ее рукой. Потом она, наконец, догадывалась, чего они от нее хотят, и начинала действовать с ними согласно.
Так вот и получалось. А сейчас… Пустота какая-то в голове.
Наверное, она устала. Просто устала.
Заскребся ключ в замочной скважине – это Вадька пришел с работы.
– Вадь! У тебя какие планы на вечер?
– Да никаких пока, а что?
– Давай, сходим куда-нибудь?
– Давай! – радостное лицо появилось в дверном проеме. – Чего это ты обычаи решила сменить? Раньше тащу тебя, тащу, а ты прилипнешь к своему мольберту и говоришь: "Сейчас, Вадечка! Еще пару минуточек!"
– Что-то не рисуется сегодня. Устала. Надо отдохнуть.
***
Через неделю прятаться от себя было уже бесполезно. С ней что-то случилось. Страшное.
Она чувствовала моральное отупение. Ничего не хотелось. Ничто не волновало. Ничто не беспокоило. Должно быть, так живут на дне моря большие холодные рыбы.
Жизнь выцвела, как моль. Стала пыльной и затхлой.
Ресторанчики и дискотеки – это уже стояло поперек глотки. Сначала веселишься, как все; потом веселишься только снаружи, а под конец просто все достает.
Свободного времени было так много, что Катя каждый день ломала голову, чем же его заполнить. А потом перестала ломать. Просто садилась перед телевизором и принималась тыкать каналы.
Еще через неделю Вадим сказал:
– Кать… Я тут подумал… Ты только не обижайся… Я очень тебя люблю, но…
– Но?
– Нам надо отдельно пожить. Не сердись.
Она больше не могла рисовать. Ничего.
***
– Самый обыкновенный творческий кризис! – сказала всезнающая Рада. – А он – дерьмо.
Катенька тихо плакала на кухне у соседки, обхватив руками кружку с остывшим чаем.
– Мужики всегда так! Сматываются в самый трудный момент, –
– Я его не виню, – меланхолично посмотрела в окно Катя. – Будь у меня возможность, я бы сама от себя смоталась.
Потом подумала немного и спросила у пустоты:
– А, может, я – уже?
– Что – "уже"? – не поняла соседка.
– Уже – смоталась. Сбежала. Растворилась. Это ведь – не я, Рада. Не я!.. Я смотрю на свои картины, и не понимаю, как могла их написать. Не понимаю своих собственных мыслей. Не понимаю!
– Перестань, ну… Все наладится, – неуверенно сказала подруга.
Неуверенно потому, что, пока художница говорила, Рада вдруг заметила в ней неуловимую перемену. Действительно, – как рыба. И глаза рыбьи.
– Послушай, неужели все люди так живут?
– Как?
– Не рисуя.
– А что? Нормально живут, – пожала плечами Радка. – Не всех же боженька сподобил пальцы марать. Иной раз так завертишься, закрутишься… Какие еще там рисованья, живой бы до кровати добраться.
– Все живут. А я не могу. Почему так?
– А Бог его знает. Я вот тоже много без чего жить не могу, а ты, например, спокойно без этого обходишься. Все мы разные.
– Но ты – ты знаешь, как добиться, чтоб это "много чего" в твоей жизни появилось! А я… Я удавлюсь, Радка! Удавлю-у-усь!
Катерина зарыдала, уронив голову на руки. Тонкие пальцы еле выдерживали тяжесть беды.
– Мечтала выставляться! О славе мечтала, о признании… Господи, да зачем мне все это было надо?!.. Ощущать в себе целый мир! Уметь дарить людям радость!.. Творить. Просто – уметь творить. Вот – смысл жизни. Но разве я понимала тогда? А теперь – все. Поздно. Нет смысла. Я все потеряла. – Размазывая слезы по лицу, Катя опять отвернулась к окну.
За окном был вечерний двор. Солнце отражалось в сотнях стекол и, изломанное, погибало за пятиэтажкой. Детишки визжали, играли в догонялки; лаял старый дворовый пес, а на углу скверика ссорилась любовная парочка. Худая девчонка с лиловыми волосами бурно высказывалась своему бойфренду, а тот угрюмо разглядывал носки кроссовок. Наконец она иссякла и, вероятно, бросив напоследок нечто убийственное, резко развернулась с намерением уйти прочь. Парень поймал ее руку, за что получил здоровенную затрещину.
Тогда уже бойфренд побагровел и, отбросив от себя фенечку, сорванную случайно с тонкого запястья, крупными шагами удалился вглубь сквера. Лиловая бросилась за ним.
К месту скандала тут же направилась нелепая фигура-пугало. Старый Мусорщик строго соблюдал свой ритуал. Он с трудом наклонился и положил в карман разорванный браслетик.
– Да, я все потеряла, – повторила Катерина, машинально следя за мешковатым чудаком.
– Шел – нашел – потерял. Потерял, да и забыл, – сказала Рада машинально.