Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)
Шрифт:
Хоть караул кричи.
Ах, Редькин, Редькин! Неважная для тебя начинается полоса...
1936
МИМОХОДОМ
Вообще говоря, подслушивать очень нехорошо. Но слушать - благородно, жить, так сказать, с открытыми ушами - совершенно необходимо.
Иногда случайно услышанная фраза просто забавна сама по себе, иногда за ней угадывается какой-то характер или даже явление.
То, что приводится ниже, не фельетон, не рассказ, это, скорее всего, фонограмма, бытовая звукозапись. Вполне естественно,
Говорят дети.
1. Совсем маленькие, Чуковского возраста.
Звонкий крик во дворе:
– Ребята, наша кошка отелилась!
Тихий домашний вопрос:
– Мамочка, что такое бытовое разложение?
2. Ребята постарше. Уже школьники.
Идет урок географии. Мальчик отвечает бойко и уверенно:
– В Турции произрастают фиги. Из этих фигов турки делают изюм...
3. Дети такие, что их уже даже неудобно называть детьми.
Солнечный весенний день в тихом арбатском переулке. Две очаровательные девушки в изящных светлых платьях замерли у подъезда. Третья девушка отошла на несколько шагов с фотоаппаратом, чтобы запечатлеть эту прелестную группу, которая кажется воплощением расцветающей, еще немного застенчивой юности. Не поворачивая головы и не теряя мягкой улыбки, девушка у подъезда шепчет подруге:
– Дура, псих, не пялься на аппарат!
Парикмахер разговаривал афоризмами.
– С перхотью надо бороться, - говорил он. - Если вы с ней не боретесь, так она борется с вами...
На озере Селигер экскурсовод поучал туристов:
– Здесь жил и работал художник Шишкин, известный автор конфет "Мишка косолапый".
Разговор у букиниста:
– Что-нибудь новое из старого у вас есть?
Идет ночью по пустой улице пьяный дяденька и вполголоса бахвалится:
– Я в любой ресторан могу. Хочешь - в "Метрополь", хочешь - куда хочешь...
Докладчик начал так:
– Давайте на данный период снимем головные уборы и посидим тихо.
А кончил он так:
– Все достижения и все состояния очень нам видны. И мы должны завтра же засучить рукава и драться. Однако много драться не приходится, надо только приложить то, что полагается...
Преждевременно уставший литератор любит манерно жаловаться на трудности ремесла.
– Ах, если бы вы знали, как мне противно писать! - сказал он однажды.
– А нам-то читать? - ответили ему.
Выдался холодный день. Резкий, пронизывающий ветер. Воротники подняты, шляпы надвинуты. На площади простуженно хрипит продавщица эскимо.
– Сливочное эскимо, пломбир, мороженое! - взывает она.
Все проходят мимо.
И вот неудачница перестраивается на ходу.
– Горячее мороженое! - кричит она задорно. - Совершенно горячее! А вот, а вот, кому горячего?
И что вы думаете, кто-то купил эскимо.
Как известно, в пьесе Пристли "Опасный поворот" первый эпизод целиком повторяется в конце, заключая вещь.
Разговор после спектакля:
– Ничего интересного. Только зачем начало снова показывают?
– А это, наверное,
Подмосковная школа. Урок истории. Учительница говорит:
– Хозары перекачивали с места на место и вырезали всех мужчин, исключая женщин...
Она же заявила:
– ...Степан Разин в Астрахани вел себя либерально и относился ко всему с холодком.
1940
ОПЕРАТИВНЫЙ ЗАГРЕБУХИН
– Ну, что скажете хорошенького, товарищ Загребухин? - спросил редактор, подымая доброе, утомленное лицо от гранок. - Чем порадуете читателя?
Писатель Загребухин скромно опустился на стул, повесил голову и пригорюнился.
– Пришла мне, знаете ли, Павел Антонович, одна мыслишка. Одна, так сказать, идейка. Верите - даже не идейка, а целая идея. И так она меня, знаете ли, увлекла, что я буквально сон потерял. Не сплю, не ем. Только об ней все время и думаю.
– Нуте-ка, нуте-ка, это интересно. Выкладывайте.
Писатель Загребухин пригорюнился еще больше, потупил глаза, и, нервно сжимая руки, сказал глухим голосом:
– Мало у нас в прессе уделяют внимания животноводству, Павел Антонович. И плодоводству. Душа, знаете ли, болит. Вот мне и пришла в голову мысль. Не знаю только, как вы посмотрите. Хотелось бы мне съездить в какой-нибудь хороший животноводческий совхоз, в какой-нибудь, знаете ли, этакий плодоовощной питомник, да и написать в газету подвал-другой. Как вы на это смотрите?
– Это именно то, что нам надо! - воскликнул редактор, и глаза его засияли. - Это именно то, чего мы жаждем! Поезжайте, голубчик. Как можно скорее. Мы вам будем очень-очень благодарны. Только не отвлечет ли это вас от больших творческих замыслов? От широких полотен, от эпопей, от трилогий?
– Эх, Павел Антонович, Павел Антонович! - с горечью сказал Загребухин. - Пускай эпопеи другие пишут. Не до эпопей мне, Павел Антонович. Не такое у нас время, чтобы над эпопеями да трилогиями потеть. Писатель должен быть на уровне эпохи. Надо писать быстро, остро, оперативно. Главное - оперативно. Злободневно, так сказать.
– Верно, товарищ Загребухин. Правильно. Золотой вы у меня человек! Езжайте. Посмотрите. Изучите. Напишите.
– Слушаюсь! - бодро воскликнул Загребухин. - Напишу. Изучу. Посмотрю. Съезжу.
Через неделю читатель прочел большую статью Загребухина:
"Подъезжаем к воротам животноводческого совхоза "Новый мир". Въезжаем. Навстречу нам выходит директор Синюхин. Это могучий, волевой человек в синей косоворотке. Он радушно показывает нам коров и свиней. Хорошие коровы. Превосходные свиньи. Садимся за стол. Дружеская беседа вертится вокруг коров. Вертится вокруг свиней. Особенно вокруг поросят. Недолгий летний день кончен. Пора уезжать. С большой неохотой мы расстаемся с товарищем Синюхиным. Бросаем последний, прощальный взгляд на превосходных коров и выдающихся свиней. Но увы! Надо ехать. Надо еще посетить плодоовощной питомник "Красный мак". Выезжаем за ворота. Едем. Мчимся. Золотые лучи солнца весело освещают..."