Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)
Шрифт:
Своим богатством Матапаль был в равной мере обязан и своему отцу, и самому себе. Он был великолепным экземпляром очень приличного и уважаемого международного коммерческого мошенника. Его барыши неизменно строились на самом рискованном фундаменте, а успех его предприятий зависел от длинной цепи запутаннейших коммерческих комбинаций темноватого свойства.
Его работа была не чем иным, как постоянным завязыванием и развязыванием узлов, созданием и ликвидацией конфликтов, лавированием в непостижимой путанице часов, минут
Ни один самый опытный железнодорожный диспетчер не сумел бы, я полагаю, так быстро и так точно составить расписание поездов без риска устроить крушение, как Матапаль, для которого было вполне достаточно пяти минут, чтобы смонтировать тончайший финансовый план, исключающий возможность неприятных столкновений интересов.
В настоящий момент Матапаль орудовал в Москве.
Неделю тому назад он удачно ликвидировал чрезвычайно опасный узел в Берлине, а теперь ему надо было укрепиться на Ильинке.
Предприятие сулило громадные барыши, но оно требовало небывалого риска и осторожности. Матапаль поставил на карту все.
Он не сомневался в успехе. Дело складывалось блестяще.
Нужно было еще сделать два-три тонких хода - и дело сделано.
III
Стрелки часов на Берлинском почтамте поднялись и сомкнулись ножницами на той самой высокой точке светящегося циферблата, выше которой не может подняться ни одна пара часовых стрелок в мире.
Надо было торопиться. Каждая минута была на счету.
Чтобы не потерять драгоценный пепел, доверенный Григория Матапаля в Берлине аккуратно уложил вонючую сигару в специальное углубление прилавка.
Он сунул телеграмму в окошко.
Бородатая тиролька четырнадцать раз ткнула карандашом слева направо в экстренную депешу и такое же число раз ткнула справа налево. Убедившись таким образом, что вместе с адресом экстренных слов было именно четырнадцать, она любезно пролаяла цену.
Доверенный Матапаля заплатил, спрятал сдачу и квитанцию в бумажник и легкомысленно хлопнул себя по котелку.
Он честно сделал все от него зависящее, чтобы предотвратить катастрофу.
К сожалению, он сам узнал слишком поздно о гнусных планах Винчестера.
Заседание назначено на десять часов следующего дня, и лисица Винчестер, пользуясь отсутствием Матапаля, несомненно сумеет склонить на свою сторону акционеров. Тогда Матапаль разорен.
До заседания оставалось двадцать два часа.
От Москвы до Берлина не менее тысячи пятисот километров. Матапаль не может успеть.
Экстренная телеграмма - да. Это единственное, что мог сделать доверенный Матапаля, честный и исполнительный немец.
И он это сделал.
Затем он поднял двумя пальцами сигару, ласково кивнул бородатой тирольке и, заложив руки в карманы полосатых штанов, отправился пешком на Гартенштрассе, в один нейтральный дом, где любой господин его возраста и темперамента мог очень дешево
Итак, доверенный Матапаля веселился, телеграмма летела, но сам Матапаль еще ничего не подозревал.
IV
В течение целого дня Матапаль обделывал свои дела. Подобно художнику, кончающему картину, он наносил последние удары кистью.
Он стремительно колесил по Москве. Его безупречную соломенную шляпу с муаровой лентой и серый шевиотовый пиджак самого модного покроя можно было встретить везде.
Матапаль мерцал за стеклами телефонных будок, он изгибался над пюпитрами банкирских контор, с ловкостью фокусника он вывинчивал золотое перо из очень дорогой автоматической ручки и с треском выдирал листки из блокнота.
Матапаль высчитывал на левом манжете разницу курсов, в то время как на правом были записаны номера телефонов, домов и комнат. Он переводил рубли в доллары, доллары во франки, и наоборот. Он посылал экстренные телеграммы, ломился в окошко спешной почты, обжигался кофе в Эрмитаже и совал в карман "Экономическую жизнь".
Матапаль крутил пуговицу на жилете нужного человека, топал замшевыми кремовыми туфлями на ненужного маклера, кидался в лифт, открывал дверцы автомобиля и отражался вверх ногами в расчищенном в лоск паркете иностранной миссии.
В девятом часу вечера рабочий день Матапаля блестяще окончился.
Он простоял минуту в холодном дыму и треске душа, вытерся махровым полотенцем, стал сизым и переоделся.
Теперь он мог развлечься.
Матапаль вышел на Театральную площадь. Небо было еще светлым и зеленым. Часы на трамвайных остановках светились восходящими лунами. Зеленые лошади над латинским портиком Большого академического театра монументально презирали трамваи и моторы.
Последний аэроплан возвращался на Ходынку, грохоча над Кремлем, и мальчишки, задрав головы, с криками лупили по Волхонке за моторной птицей.
Но взрослые уже давно перестали обращать внимание на самолеты.
Чудо стало бытом.
Матапаль посмотрел вверх.
Его коммерческий мозг никак не мог согласовать разницу курса с легкой, прочной машиной, стремительно передвигавшейся в воздухе и наполнявшей кварталы города грохотом и металлическим пением. Он ненавидел ее.
– Гражданин, пожертвуйте на Воздушный флот!
Матапаль остановился.
Перед ним стояла стриженая девица в очках, с красной лентой через плечо. Матапаль опустил в кружку небольшой кредитный билет. Девица вынула из корзиночки медную ласточку и приколола к лацкану фланелевого пиджака Матапаля.
– Гражданин, с этой минуты вы друг Воздушного флота. Поздравляю вас!
– Позвольте! - закричал Матапаль.
Но девица с красной перевязью уже скрылась.
Матапаль косо посмотрел на птичку, которая аккуратно сидела у него на груди.