Горшок со сказками. Баллады
Шрифт:
вплеталась узором своим в тишину…
Зачем? А затем, что однажды прадеда
мертвец напугал, очнувшись в гробу.
Был прадед тогда еще очень молод,
и молча могилы всегда обходил…
и чует, от склепа веет адовый холод,
и зрит, пустота там внутри.
И в саване парень какой-то шагает
к кладбищенским старым воротам идёт…
Окликнул его наш храбрец,
а сам стоит и гадает,
последнюю
…мертвец обернулся. Глазницы пустые
взывают к душе неспокойной, живой…
И вдруг – потекли слёзы густые
по кости скулы черной смолой…
…и встал на колени из праха восставший,
и сторожа молит ему сострадать,
и голос веками от муки увядший
летит в темноте к ушам храбреца.
…поведал тогда искалеченный изверг,
что был он когда-то храмовный звонарь,
он был нелюдим, и никто во всем мире
его не любил, как родимая мать…
…он в колокол бил, и не было звона
во всём белом свете светлее, нежней.
А мама ждала его вечером дома,
готовя для сына постель…
…и он приходил, и ложился, и мама
присев к изголовью, за руку брала,
и песенку пела, и сын засыпая,
во сне улыбался всегда…
…но годы нещадно блуждают во мраке,
во мрак забирая уставших в пути.
Однажды пришел звонарь к свой маме,
и силился песню услышать в тиши…
…дни шли и недели, и месяц промчался.
Звонарь всё не спал и всё ждал он напев,
слова колыбельной, видать, затерялись
и звуки молитвы оглохли совсем…
…И как-то в том городе колокол зычный
весь день, всю неделю звонил, не смолкал…
Нашли звонаря… он висел горемычный,
канатом язычным шею он обмотал…
…и прадед в ту ночь пред иконой поклялся,
бродить средь могил, колыбельную петь,
чтобы никто темноты, и звонарь не боялся,
и сон потревожить не смел.
Торгаш
– Скажи-ка, батюшка,
позволят ли мне пронести
немного хлеба и вина в ад?
А то, поди, не сможешь отпустить
все ты грехи мне,
ведь я во стольких виноват!
– Сын мой, покайся
и прощен ты будешь
и предстанешь чист
пред Божием судом!
– Скажи-ка, батюшка,
а
что ты имеешь вес.
покажь мне хоть какой там лист
с печатью и гербом.
– Сын мой, неужто смеешь ты шутить
на смертном-то одре?
Уж лучше где и как грешил
поведай тайно мне.
– Скажи-ка, батюшка,
тебе мои грехи зачем?
Давай-ка лучше мы с тобой
обсудим, как и где пройти,
кому и сколько дать,
лазейки все в Эдем.
– Тебя ли слышу я, сын мой?
Окстись! Уж близок час!
Уже костлявая с косой
прищуривая глаз,
стоит у изголовья твоего…
– Скажи-ка, батюшка родной,
а сам ты грешен, нет?
Заключим, может быть, с тобой
контракт на… эдак, сто монет,
о том, когда вот попаду я в рай,
замолвлю там словцо,
мол, есть священник, чья душа
чиста… монет на сто.
– Ох, сын мой, вздумал ты играть
со мной иль торговаться тут?
А-ну, тебя ко всем чертям!
Сейчас нет денег, плут!
Лихо
Эй-ка, парень, ты чего того? Дурак?
Или как?
Будишь лихо,
пока тихо.
Ты явился на рогах,
на быках,
Взяв с собою лишь черпак
и дыряво сито.
Эй-ка, парень, дуралей!
Уходи-ка поскорей,
здесь дурная слава.
Баламутить у чертей
омут вздумал?
Пескарей
наудить из Ада?
Жил когда-то один трус,
и в трусы мочился
от любого шороха.
Всё стонал, боюсь, страшусь
даже тени собственной…
Но однажды увидал
девушку красивую,
образ чей околдовал
с небывалой силою…
Вот влюблённый подошел
ко своей возлюбленной…
В общем, он залез под стол,
когда та чихнула вдруг.
Эй-ка, парень, ты ступай
к дьяволу, к чертям!
И трусы свои стирай,
а меня не донимай!
Я трусливому не дам
в щёчку целовать себя!
Эй-ка, парень, не горюй!
Плюй
ты налево три раза!
Эка, девка-егоза…
Собирайся в путь,
Так сказал он сам себе,
обмочился на послед,
взял он сито и черпак,
и побрёл ко всем чертям,