Гортензия
Шрифт:
– Так почему вы все-таки против того, чтобы он виделся с дочерью?
Вот тут меня и прорвало.
– Человек, преследовавший нас неделями, оставивший меня беременной, – бросила я в лицо этому ничтожеству, – это он-то отец? Гортензия моя, и только моя дочь, никаких прав на нее у Дюфайе нет! Я посоветовала полицейскому заниматься его работой и сделать все возможное, чтобы защитить нас – меня и мою дочь. Тот, естественно, нахмурился, но по крайней мере принял жалобу, больше не вдаваясь в детали.
– Если отец, простите, тот человек снова появится, немедленно нас предупредите, – со вздохом произнес он и, когда я уже уходила, добавил: – Все это очень прискорбно.
Только гораздо позже я узнала, что происходило тогда в комиссариате девятого округа.
У полицейских на руках ничего не было, кроме номера автомобиля, но благодаря ему они и отыскали Сильвена. «Фиат» принадлежал одному из его двоюродных
Полицейский, взявший у него показания, был именно тем неприятным человеком, который беседовал со мной, когда я подавала жалобу (чертов Моранди, никогда его не забуду!). Моранди объяснил ему, что, не имея никакого законного права на Гортензию, он должен перестать упорствовать и отказаться от намерения с ней видеться.
– Что это значит – упорствовать? – возмутился Сильвен.
И он позаботился о том, чтобы обеспечить себе алиби на те часы, что упоминались в жалобе о преследовании. Все было шито белыми нитками, но кто стал бы его проверять?
У Сильвена был редкий дар вызывать к себе симпатию, играя роль жертвы, и Моранди сказал, что он, конечно, все понимает, однако советует ему держаться от нас на расстоянии хотя бы первое время и не показываться в местах, где мы бываем. В итоге полицейский едва ли не попросил у него извинения за причиненное беспокойство.
Поблагодарив, Сильвен заверил, что постарается следовать его советам, будет держаться подальше, и больше в участок его не вызывали.
Узнав все это от одного из коллег Моранди уже после похищения Гортензии, я сделала все возможное, чтобы полицейского наказали за допущенную халатность, и добилась своего.
Моранди позвонил мне сразу же после разговора с Сильвеном.
– Думаю, он усвоил урок. Ваш бывший больше не станет вам докучать.
Что за лицемерие! Я его поблагодарила и поскорее положила трубку, чтобы он не успел попросить меня проявить большую снисходительность к Сильвену. Заверениям его я, разумеется, не поверила. Вне всяких сомнений, полицейский тоже поддался обаянию этого мерзавца, чьи способности мне были известны.
Иными словами, я не потеряла бдительности, скорее наоборот. Единственной моей союзницей по-прежнему оставалась Изабелла, которая продолжала наблюдать за всеми, кто приближался к зданию яслей.
Сильвен перестал звонить, я больше его не встречала, он уже не ошивался ни возле яслей, ни на улице Мучеников. Изабелла не переставала меня успокаивать:
– Вероятно, в его жизни появился кто-то другой. Может, он и вовсе уехал из Парижа.
Но я-то его хорошо знала, этого упрямого негодяя, и всегда оставалась начеку, ни на секунду не забывая об опасности. Увы, если не считать того злосчастного вечера…
Да, я была настороже, несмотря на обнадеживающие речи Изабеллы, а может, именно из-за них: «Со мной Гортензия в полной безопасности», «я храню ее как зеницу ока». В итоге я приняла решение забрать дочку из яслей. Я была обязана удвоить бдительность – от этого человека можно было ожидать чего угодно.
– Как же ты уладишь дело с работой? – встревожилась Изабелла.
И я солгала, чтобы ее успокоить:
– Мне удалось найти приходящую няню на дневные часы, пока не подойдет время моего отпуска и Гортензия не поступит в детский сад.
На самом же деле дочка проводила дни в одиночестве и никогда не капризничала. Какой умницей, развитой и находчивой она была для своего возраста! Малышка со всем на удивление ловко справлялась,
Теперь мне кажется, что эти дни, проведенные с Гортензией, были самыми светлыми и безмятежными в моей жизни. Подумать только, она сама мне читала книжки! Конечно, малышка знала наизусть их все, сотни раз прочитанные вместе, но с тех пор как я забрала ее из яслей, прогресс в ее развитии был разительным, так что я ни разу не пожалела о своем поступке.
С того дня, как я направила жалобу в комиссариат, прошли месяцы. Отныне я была убеждена, что она спокойно покрывается пылью, валяясь среди сотен таких же бессмысленных документов. В конце концов и я забыла о Сильвене, поверив в то, что он никогда нас больше не потревожит.
Как можно было допустить глупость и безответственность, открыв входную дверь и не думая об опасности? И сейчас, двадцать два года спустя, этот вопрос, который я продолжаю себе задавать, по-прежнему причиняет мне страдание.
Показания старшего капрала Жан-Франсуа Моранди,
58 лет, 15 июля 2015 г. Выписка из протокола.
[…] Сильвен Дюфайе (мы установили подлинность имени, в чем сомневалась мадам София Делаланд) явился точно в назначенное время для проведения дознания по поводу жалобы, поданной госпожой Софией Делаланд. […] Я готовился увидеть перед собой неуравновешенного субъекта, сломленного отказом госпожи Делаланд в ответ на его просьбу разрешить ему видеться с дочерью. Должен сказать, что к тому времени я сам недавно развелся, и жена всячески противилась тому, чтобы я встречался с детьми. Их у меня было трое, трое малолетних детей… Не исключаю того факта, что личные обстоятельства могли повлиять на мое отношение к данному делу. Однако Сильвен Дюфайе мне показался доброжелательным и прекрасно владеющим собой человеком, в то время как мадам Делаланд, с которой я беседовал, когда она подавала жалобу, произвела на меня впечатление особы странной, даже истеричной… Сильвен Дюфайе допустил, что он мог быть биологическим отцом Гортензии. Спокойным, готовым к сотрудничеству – таким он выглядел, во всяком случае внешне. За те три четверти часа, что длился наш разговор, он изложил свою версию произошедшего и, надо сказать, был убедителен.
Я нашел, что подательница жалобы многое преувеличила, говоря о преследовании, и, принимая во внимание явно параноидальный склад ее личности, принял осознанное решение не давать ход этому делу. […]
Когда ребенок был похищен, жалоба, разумеется, вновь всплыла на поверхность. Мадам Делаланд захотела свести со мной счеты, и мне поставили в упрек, что я не оказался провидцем. Конечно, я и сам себя винил, но мне пришлось дорого за это заплатить: моя карьера была загублена из-за профессиональной ошибки. Меня загнали в девяносто третий [10] , и звание старшего капрала я получил не так давно, за несколько месяцев до выхода на пенсию. […]
10
Речь идет о департаменте Сен-Сен-Дени (Сена-Сен-Дени; код – 93), расположенном к востоку и северо-востоку от Парижа.
9
София
Я совсем выбилась из сил. Дождь это или пот струйками бежал по моему лицу – не знаю. Побагровевшая, с мокрыми волосами, наверняка я выглядела ужасно. Нет, прежде чем что-нибудь сделать, я должна была собраться, привести себя в порядок. Я не могла показаться Гортензии в таком виде, она приняла бы меня за сумасшедшую.
И все-таки я ее нашла – все ликовало внутри у меня, нашла! Я не должна снова ее потерять, это было бы уж слишком несправедливо.
Прежде всего обуздать свое волнение. Я принялась глубоко дышать, этому я научилась еще много лет назад, когда имела глупость последовать совету Изабеллы и начала посещать курсы йоги. Она уверяла, что занятия принесут мне пользу, но я очень быстро их бросила. Мне было скучно, и потом, я с трудом выносила сочувственные взгляды инструкторши, которой Изабелла с такой недальновидностью рассказала о моем несчастье. Бедняжка инструкторша так старалась мне помочь, столько трудилась, и все же я послала их куда подальше – и ее, и эти дебильные курсы. Однако я успела освоить навыки контроля дыхания. В моменты стрессов, а они с тех пор случались нередко, признаюсь, это мне помогало. Но настолько сильного стресса, как теперь, у меня, пожалуй, не было уже много лет.