Горы и оружие
Шрифт:
Таха убрал от двери стул, и они направились наверх, к выходу, по шершавому от сора камню коридоров. Выйдя из-под сводов на резнувший глаза дневной свет улицы, они увидели кучку студентов — четырех девушек и двух парней — под транспарантом, гласившим, что группа идет отбивать у полиции здание почты на улице кардинала Лемуана. Мак-Грегор с Тахой постояли, поглядели, как студенты шагают с красным флагом.
— Идут под полицейские дубинки, — сказал Таха.
— Тем не менее цель
— Какая цель? Что они, воображают — здесь Смольный, а Кон-Бендит — Ленин?
— Однако храбрости им не занимать.
— И Ахмеду Бесшабашному тоже не занимать храбрости, — ответил Таха, идя по бульвару Сен-Мишель в сотне метров позади студентов. — Но Ахмед — известный курдский шут гороховый, и в нем примерно столько же настоящей революционности, сколько в этих студентах.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Возвратясь домой, Мак-Грегор с удивлением увидел, что в кабинете у телевизора, который Кэти взяла напрокат, сидит Жизи Марго. Передавали репортаж о митинге на стадионе Шарлети, заснятый «желтым» оператором. Мак-Грегор вошел — Жизи взглянула на него и снова на экран, точно ей хотелось того и другого сразу. Затем выключила телевизор.
— Не понимаю, почему анархисты ходят в черном, — сказала Жизи.
— Это их традиционная форма, — сказал Мак-Грегор. — Почему бы им не ходить в ней?
— Но ведь они против форм и традиций.
Мак-Грегор выжидательно молчал; Жизи сказала:
— Я приехала за вами, едемте ко мне.
— Мне надо дождаться Кэти, — сказал он.
— Нет, не надо, — сказала Жизи и вышла в холл, и Мак-Грегор волей-неволей последовал за ней.
— Но погодите, — сказал он. — Мне в самом деле нужна Кэти.
— Ее нет. Они с Ги улетели в Канн. На его самолете. Тетя Джосс, мы уходим! — крикнула она в глубину холла.
— Хорошо, Жизи, душенька.
Взяв под руку, Жизи потянула Мак-Грегора к выходу.
— Не тревожьтесь. К утру они, наверное, вернутся.
Кэти позвонила мне, сказала, что весь день пыталась разыскать вас по телефону. Не знает, где вы. Просила передать вам, что они в Канне. И накормить вас просила — Кэти знает, что я это сделаю avec empressement (с готовностью, с охотой (франц.)).
У дверей Мак-Грегор уперся.
— А она не сказала, зачем они отправились в Канн? — спросил он, ощущая на локте теплые пальцы Жизи.
— Они с Ги явно заняты чем-то серьезным. Иначе бы не улетели так. Но я ведь вас предупреждала…
Он неуклюже поправил галстук; Жизи сняла с вешалки его плащ.
— Знаю только, что устроил все Ги, — продолжала Жизи. — И затею свою они уже несколько недель обсуждают.
—
— Сеси уехала к себе в мастерскую — за всем своим имуществом. Днем она участвовала в демонстрации, снова была задержана, и полиция велела ей завтра к вечеру покинуть Францию. И на сей раз Кэти не захотела, чтобы Ги хлопотал за Сеси.
— Бог мой, что это творится… А Эндрю где? Он должен бы уже прийти из города.
— Тетя Джосс скажет ему, где вы. И Эндрю с Сеси, если захотят, тоже явятся ко мне следом за вами. Так что, пожалуйста, без возражений.
Он не стал дольше противиться, надел плащ. Сойдя во двор, она остановилась у подножия лестницы, на свету.
— Вы и не взглянули еще, — сказала она, приблизив лицо и указывая на свои волосы. Он поглядел — с волос смыто и устранено все парикмахерское, и они теперь ворохом осенних листьев венчают осеннюю прелесть ее лица, поражающую даже при этом бледном свете. Жизи подняла пальцы, демонстрируя, что начисто остригла ногти.
— Ну как? — спросила, стоя к нему вплотную.
— Д-да, я заметил, — сказал он растерянно, ибо, сдирая с себя красоту, Жизи становилась лишь прекрасней.
— Ну нет, не заметили. И это в вас и хорошо, что не заметили. А теперь, отбросив оболочку, буду учиться не думать о себе. Как вы. — Они вышли за ворота, сели в ее «рено», и Жизи продолжала сдержанно-рассудительным тоном: — Начало у меня, конечно, получилось глупое, и даже очень, но как начать иначе, я не знаю.
— Нет, — сказал Мак-Грегор. — У вас хорошо получилось.
— Это потому, что вы раскрыли мне суть самоотречения, — сказала Жизи. — Теперь я понимаю…
Мак-Грегор старался не слишком приглядываться к тому, как Жизи лавирует в потоке машин.
— Какой уж я вам учитель, Жизи, когда я сам не верю в самоотречение.
— Вам и незачем. Оно у вас врожденное, вся ваша жизнь насквозь им пронизана.
Он ничего не сказал. Снова они поднялись в сверкающую кухню — чинно и рядом, как буржуазная супружеская пара, отпустившая на вечер прислугу.
— Как же им удалось улететь? — спросил он. — По-моему, все аэропорты закрыты.
— Частные взлетные полосы в Орли работают, и аэродром под Манделье открыт.
— А он так просто может взять и улететь из Парижа, когда тут все под угрозой?
— Интересам Ги ничто не угрожает, — сказала Жизи, накрывая на стол. — Ни сейчас, ни в будущем. Не спрашивайте о них больше. Они вернутся. Вот единственное, на что вы твердо можете надеяться, — единственное. Но пусть это вас не огорчает.
— Непонятные вещи творятся, — проговорил Мак-Грегор.