Горы и оружие
Шрифт:
— Да, — сказал Мак-Грегор.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Утром проводили в дорогу Сеси — Сеси в гневных слезах. Даже тетя Джосс вышла из своего убежища, обутая в сабо, и постояла в дверях, помахала рукой, точно Сеси отправлялась на веселую прогулку с друзьями. Сеси уехала в своем «ситроене», провожавшие вернулись в дом. И тогда Мак-Грегор вышел за ворота и направился через Сену на Елисейские поля, в агентство Британской авиакомпании —
Клерк авиакомпании сказал ему, что английские лайнеры летают на Тегеран из Брюсселя; до Брюсселя же ходят автобусы.
— Заказать билет можете, но полет не гарантируем. Если не сможете использовать билет, стоимость вам, вероятно, полностью вернут.
— Понятно.
На стене, над головой у клерка, рекламный плакат изображал индонезийскую куклу-марионетку, надпись поперек изображения гласила, что Британская заморская авиакомпания доставит вас и туда, и оттуда. Плакат брал логикой и лаконизмом.
— Итак, бронировать вам место? — спросил клерк.
— Да.
— На какое число?
— Если можно, на пятницу.
— До пятницы у нас с вами три дня…
За зри дня Кэти, быть может, поймет правильность его действий. И уж за три дня представится удобный случай сказать ей о поездке.
— На пятницу место, думаю, будет, — сказал клерк и задал обычные вопросы: гражданство, фамилия, имя, адрес, — есть ли иранская виза.
— Есть, — ответил Мак-Грегор. Назвал себя. Адреса в данный момент не имеет, укажет его завтра, когда зайдет за билетом.
— Если завтра, то с утра приходите, — сказал клерк. — На полдень здесь назначена большая манифестация, все улицы будут забиты. Сегодня — коммунисты на площади Бастилии, а завтра — голлисты здесь, на Елисейских полях. И на этот раз решится, кто в нашем хозяйстве босс.
Мак-Грегор поблагодарил и ушел. Вернувшись домой, он услышал голос Кэти, оповещавший из кухни тетю Джосс:
— Сейчас я сама займусь ленчем.
Мак-Грегор торопливо предупредил в холле Эндрю:
— Я еще не говорил маме, что уезжаю в Иран, так что ты молчи пока.
— А ты скажи ей не откладывая.
— Нельзя, — покачал головой Мак-Грегор. — Она сейчас и без того расстроена.
— Тебя хочет видеть Таха, — сказал Эндрю. — Он сегодня днем будет участвовать в манифестации, которую проводит ВКТ с профсоюзами. У него к тебе дело. Я знаю, где Таху искать, пойдем вместе.
— Хорошо, — сказал поспешно Мак-Грегор, видя, что из кухни выходит Кэти.
Кэти словно чутьем угадала, о чем у них разговор.
— Ты на сегодняшнюю демонстрацию не пойдешь, — сказала она сыну.
— Но ведь сегодня и завтра — решающая конфронтация. Все прежние не в счет.
— Ги предостерегал меня вчера: ты якшаешься
Эндрю наклонился, поцеловал мать.
— Не тревожься, мама. Я не так красив, как Сеси, и не привлекаю такого внимания.
— Я с ним пойду, — сказал Мак-Грегор.
Кэти поглядела на мужа с подозрением и за ленчем подчеркнуто молчала.
По дороге на площадь Бастилии Эндрю читал вслух газету. Сегодня, говорилось там, один из решающих для Франции дней. Даже Кон-Бендит тайно переправлен обратно во Францию. «Но все студенты, включая кон-бендитовское «Движение 22 марта», бойкотируют сегодняшнюю манифестацию ВКТ, — читал Эндрю, — поскольку профсоюзы отвергают лозунги студентов».
— Нет, студенты бойкотировать не станут, — сказал Мак-Грегор. — Профсоюзы им больше нужны, чем они профсоюзам.
— «Передают, — продолжал читать Эндрю, — что де Голль покинул вчера Париж в 11.30 утра, а у себя в Коломб'e появился лишь в 5.30 вечера. Никто не знает, где он провел день. Армия уже взяла Париж в кольцо и ждет».
Дойдя до бульвара Бомарше, они остановились — путь преградили густые колонны демонстрантов, двинувшиеся уже от площади Бастилии к площади Республики с пением «Прощай, де Голль, прощай!»
— Постоим здесь, дождемся курдских студентов, — сказал Эндрю. — Они где-то ближе к хвосту будут, и с ними Таха.
Транспаранты и знамена служили как бы пояснениями к шествию, сжатыми и меткими. Длинен был перечень манифестантов: шли врачи, медсестры, учителя, шли парижане… Наконец, дождались Тахи; выйдя из рядов, он подбежал к Мак-Грегору и Эндрю и за руку потянул их в колонну.
— Нет, — сказал Мак-Грегор.
— Но у меня к вам разговор есть, дядя Айвр. А где безопасней вести разговор, чем в колонне?
Демонстранты приняли их в свою гущу. Здесь шли курды, персы, арабы, даже турки, всеми средствами скрывая свою чужеземность, ясно отпечатанную на лицах. Прошагали мимо афиши Зимнего цирка, и кто-то выкрикнул: «Де Голля — в цирк!» Все засмеялись, но Таха и не улыбнулся — не для улыбок он здесь шел.
— Вы когда едете? — спросил он Мак-Грегора.
— В пятницу.
— Послепослезавтра?
— Раньше не могу, — сказал Мак-Грегор коротко.
— Значит, с отцом, с кази увидитесь в понедельник или во вторник.
— Если не будет задержки.
— Кто же вас задержит?
— Иранцы, стоит лишь им узнать, с какой целью еду. Кто угодно может задержать. Даже и в Европе. Все тут сейчас насторожились, Таха.
— Никому пока не известно, зачем вы едете.