Горы моря и гиганты
Шрифт:
— Откуда у тебя этот пояс?
— Одна женщина дала мне его; чтобы я тебе показал; она хотела бы нам помогать.
После часа верховой езды они остановились на улице, засыпанной в результате пожара и взрывов; перед низким зданием, на плоской крыше которого лежали обломки обрушившейся соседней башни. Строительный мусор громоздился и перед входом.
Они обогнули эту мусорную гору, и тут на них напала собака. Пока воин отбивался от лающего злобного пса — под конец тот пускал слюну наверху, на недосягаемой каменной круче, — Мардук тряс запертую дверь. Рядом с дверью было маленькое окошко. Мардук
— Ты думаешь, я тебе открою. Я не открою.
— Открой. — Теперь он узнал ее, это была Элина. — Почему ты не хочешь открыть?
— Думаешь, я позволю еще раз упрятать меня в тюрьму, ты, собака? Я что, для того родилась, чтобы ты меня мучил?
— Открой, Элина.
— Как же, открою… Сам открывай. Такой опыт пойдет тебе на пользу. Попробуй.
— Я хочу с тобой поговорить, Элина.
— Подожди, я тоже хочу с тобой поговорить. Отойди от двери.
— Зачем? Прогони свою собаку.
— Отойди от двери. До мусорной кучи.
Пока воин гонялся за псом, носившимся вокруг кучи камней, Мардук отошел к ее краю. Дверь распахнулась. В проеме обнаружилась узкая станина в рост человека: на колесах, вытолкнутая из сеней, поблескивающая стеклом и металлом. Наступательный боевой аппарат. Рядом с ним, держа руку на стеклянном рычажке, двигалась та женщина: нахмуренный лоб, сверкающие глаза, рот, который выпускает и всасывает воздух сквозь стиснутые зубы, лишь слегка раздвигая уголки губ. Левая рука вяло свисает вниз. На женщине — белая зашнурованная овчина, как и на Мардуке.
— Ну, Мардук? Как вам теперь? Вот вы стоите. Хотите меня о чем-то спросить. Но сперва, может быть, согласитесь ответить мне.
Мардука пронзила мысль: «Жаль. Она оборотень. Я попался в ловушку. Таков, значит, мой конец».
— Я хотел спросить тебя, что это за история с поясом.
— Теперь, Мардук, вам страшно. Но меня вы отправили в тюрьму, к Кастель. И позволили своим бандам делать с нами, что им взбредет на ум. Вы знаете, чем это кончилось.
— С вами обошлись дико.
— Да неужели? Вы, значит, ко всему прочему еще и трус. Разве вы не обрадовались, когда нас доставили — привязанных к канату, влекомому лошадьми? Разве не стало это для вас особо лакомым удовольствием? То, как мы висели. Ну же, признайтесь.
Крики воина, вой собаки настолько усилились, что оба на несколько секунд замолчали.
— Ты оборотень, Элина. Ты пришла от Ионатана. Я ни о чем не жалею. Я должен был посадить тебя в тюрьму.
— Продолжай.
— А что произошло дальше, не мое дело.
— Не тебе говорить об Ионатане. Упоминать его имя. Ты зверь, зверь. — И она, сняв руку с рычажка, вдруг заплакала навзрыд, прикрыв рот ладонью. Левая рука медленно согнулась в локте; пальцы схватились за грудь.
Мардук воспользовался этим моментом, чтобы — под несмолкающий собачий лай и человечьи вопли — быстро рвануть аппарат на себя, высвободить из дверного проема. Тот покатился вперед, загрохотал
— Что ж. Ты, значит, добился своего.
Мардук, который секундой раньше, пригнувшись, подбежал к крыльцу, теперь выпрямился, поставил ногу на нижнюю ступеньку:
— Так нам будет удобнее беседовать.
— Сперва — Ионатана. Потом — меня. И кто-то ведь производит на свет таких, как ты…
— Что ты хотела доказать этим поясом?
— Теперь ты задаешь вопрос. Тебе должны были передать, чего я хочу.
— Ты хотела присоединиться ко мне. Скажи сама, Элина: разве ты не заслуживаешь, чтобы я велел прикончить тебя?
Она молчала, долго смотрела на него, больше не плакала; голова ее, словно непроизвольно, поднималась и опускалась. Тихий голос:
— В дом я тебя приглашать не буду. Подожди. Я надену шапку.
Она почти сразу снова показалась в дверях; улыбнулась, не увидев Мардука на ступенях.
Он крикнул из-за кучи мусора:
— Подними руки, Элина!
Она спустилась с крыльца:
— Одну я могу поднять, если тебе так хочется. Другую ты мне связал навсегда. Выходи же!
Она прошла мимо двух освободивших ей дорогу мужчин, шагнула на холодный воздух.
Мардук за ней:
— У тебя при себе нет оружия?
Она прошла дальше, с опущенной головой:
— Ну же. Иди со мной.
Он пропустил ее на несколько шагов вперед, только потом догнал.
— Ты, Мардук, спросил, что я хотела доказать этим белым поясом. А ты не догадываешься, чего я… вообще… от тебя хотела?
— Когда?
— Когда пришла в твой лагерь. Отошли этого человека. У меня нет оружия. Если захочешь меня убить, справишься как-нибудь и сам.
Он велел воину, который уже прикончил собаку и теперь волок за собой на веревке ее окровавленный труп, отойти подальше.
— Ты не знаешь, почему я приходила, Мардук, — она говорила в сторону, кутаясь в овчину, все еще не глядя на него. — Да тебе и незачем знать.
— Тебя подослал Ионатан.
— Молчи, молчи! — Голова медленно повернулась к нему, глаза сверкнули. — Я же сказала, чтобы ты не поминал его имени. Ты не имеешь права. Нет, не имеешь. — Губы ее горько сжались, глаза вновь наполнились слезами. Она отвернулась, всхлипнула.
— Куда ты ведешь меня?
— Идем.
Улица кончилась. Они теперь шли по замерзшему лугу — лед, затянувший лужи, хрустел под ногами. Дальше начинался редкий, тонкоствольный, далеко растянувшийся лес.
— Здесь. Пусть твой человек подождет снаружи. На лугу. Он не должен входить туда с мертвым животным.
Они пошли между стволами, под путаницей штрихов-ветвей. Возле земляной складки, засыпанной сухими бурыми листьями, Элина остановилась.
— Иди сюда.
— Ты устала? Хочешь присесть?
Элина, низко наклонив голову, стянула шапку на лицо. Сказала:
— Дай пояс.
— Вот.
— Нет. Сам его положи.
— Куда положить?
Колени Элины подогнулись; она упала головой в холодную шуршащую листву.