Горячие деньги
Шрифт:
Рэмзи Осборн дал Малкольму кучу наставлений и рекомендаций, и его хорошо приняли в высших кругах Клуба. Он с первой же минуты почувствовал себя там как дома, словно родился и вырос в мире скачек. Я завидовал той легкости, с которой он всегда вписывался в любое общество. Не знаю, как у него это получалось, что давало ему такую свободу, – может быть, он научился со временем, может быть, это из-за его миллионов, может – из-за его особенного чутья на успех.
Пока Малкольм разговаривал с едва знакомыми людьми о большом
– Вы звонили целую неделю назад!
– Да, извините.
– Где вы?
– Неподалеку. Я разыскал отца, – ответил я. Его голос звучал в трубке так ясно, будто он говорил из соседней комнаты. Наверное, меня он слышал так же хорошо, значит, он даже не догадается, что я не в Англии.
– О Господи!
Я рассказал инспектору, где Малкольм спрятал детонаторы.
– Среди сочинений Диккенса, на месте «Лавки древностей» – такая же надпись на коробке.
Потрясенный инспектор долго молчал, потом выдавил:
– Невероятно!
– Все книги старинные, полные собрания сочинений в кожаных переплетах. Поэты, философы, романисты – все это собирала когда-то моя бабушка. Мы иногда брали книги почитать, но каждый раз ставили на место. Отец хорошо нас вышколил.
– Вы хотите сказать, что любой, кто брал почитать книги, мог наткнуться на детонаторы?
– Видимо, да – они же стояли там целых двадцать лет.
– Вы знали, что они там?
– Нет. Я не особенно увлекался такими книгами. Больше ездил верхом.
Я подумал, что Люси в детстве, наверное, чувствовала себя как рыба в воде среди этих книжек со стихами.
Но двадцать лет назад ей было уже двадцать два и она писала свои собственные бессмертные творения. А больше никто из нас литературой не интересовался. Некоторые из бабушкиных книг, наверное, ни разу не открывались.
– Это не укладывается в голове. Ведь если кто-то захотел бы сделать бомбу, детонаторы всегда были под рукой! – пожаловался Эйл.
– Или наоборот, – сказал я. – Кому-то попались в руки детонаторы, и он решил сделать бомбу.
– Эта разносторонняя образованность вашей семьи просто выводит меня из себя! Каждый мог иметь доступ к взрывчатым веществам, ни у кого нет достоверного алиби… кроме госпожи Деборы… Каждый мог изготовить часовое устройство, и практически у каждого из вас есть мотивы для убийства!
– Возмутительно! – согласился я.
– Даже хуже. Где ваш отец?
– В безопасности.
– Вы же не можете скрываться всю жизнь!
– Не рассчитывайте увидеть нас еще неделю или две. Как продвигается ваше расследование?
Инспектор
– Продолжаем опрос ваших родственников. Если у вас появятся какие-нибудь новые сведения, сразу же сообщите мне.
– Конечно.
Он неожиданно сказал:
– Когда я был моложе, мне казалось, что у меня чутье на преступников. Но с тех пор мне довелось повидать растратчиков чужих денег, которым я готов был доверить свои собственные сбережения, и убийц, которым я мог бы отдать в жены свою дочь. Убийцы с виду ничем не отличаются от обычных людей. – Он помолчал немного и спросил: – Кто-нибудь в вашей семье знает, кто убил Мойру Пемброк?
– Не думаю.
– То есть?
– Один или двое наверняка знают, но не говорят. Я переговорил с каждым. Никто даже не догадывается, никто никого конкретно не обвиняет. Они просто ничего не хотят знать, не хотят признаваться в чем-то даже себе, не хотят смотреть правде в глаза. Не хотят неприятностей.
– А вы?
– Я тоже не хочу неприятностей, но я не хочу, чтобы меня или моего отца убили.
– Вы считаете, что ваша жизнь в опасности?
– Да, точно так, как это было с Мойрой.
– Как главного наследника?
– Что-то вроде того. Только я унаследую столько же, сколько остальные. Отец написал новое завещание. Я рассказал остальным, но они не поверили.
– Так покажите им завещание.
– Хорошая мысль. Спасибо.
– А вы, вы сами знаете?
– Не знаю.
– Какие нибудь догадки?
– Догадки – это еще не доказательство.
– Хочу напомнить, что ваш долг…
Я прервал его:
– Я ничего вам не должен. Я не должен поднимать шум из-за пустяков. Мой долг перед семьей – делать все наверняка, либо не делать ничего.
Я распрощался и по его тону, как и по словам, понял, что полиция знает не больше, чем я, даже, наверное, еще меньше – они даже не выяснили, откуда взялись серые пластиковые часы или кто их купил. Расследования полицейских пока ограничились только этим направлением, больше никаких здравых мыслей у них не возникло. А это были обычные дешевенькие часы, такие продаются где угодно.
Во время одной из наших поездок, когда я рассказал Малкольму про Беренайс, он заметил:
– У Вивьен был такой пунктик, насчет сыновей.
– Но у нее первым родился сын. У нее их даже двое.
– Да, но перед рождением Дональда она говорила, что даже не посмотрит на ребенка, если это будет девочка. Не могу этого понять. Я обрадовался бы девочке. Вивьен была страшно довольна, когда родился мальчик. Это было для нее как навязчивая идея. Как будто она живет среди каких-то дикарей, для которых это действительно имеет какое-то значение.
– Это имеет значение для Беренайс. О значении таких навязчивых идей нужно судить по результатам.