Горячие точки
Шрифт:
Тут Змей рассмеялся уже в полный голос. Из-за ряда шкафчиков, отделявшего от столовой небольшой хозяйственный закуток, грациозно покачивая бедрами, выплыл кухонный наряд: два здоровенных детины в камуфляжных брюках, сине-белых тельняшках и кружевных фартучках. У одного на розовом фартучке красовались надписи «КЕФИР», у второго – на голубом – «МОЛОКО».
– Ну молодцы! Настоящий ресторан! Осталось варьете по вечерам организовать, и не захочется домой возвращаться.
– С варьете не выйдет, больно публика некультурная, – пожаловался Мамочка, – шуточки гадкие отпускают, к обслуживающему персоналу пристают. Фартучки их, видите
– Ладно, запасливый ты мой, давай обед, что там сегодня?
– Борщ из тушенки, макароны по-флотски.
– Черт, неужели свежинкой разжиться нельзя? – заглядывая в котелок, проворчал Змей, – уже тошнит от этой тушенки.
– Да есть вариант, надо с одним дедом по соседству переговорить. У него брат чабан, возит баранов в город на продажу. А лучше шустрых ребят послать, здесь окраина, многие скотину попастись выпускают...
– Ты не болтай ерунду. У людей и так сплошной разор. А мы последнее отберем. Мало без нас мародеров? Гробовые сегодня получите, да от матпомощи, что в УВД выписали, еще прилично осталось, сходи к деду, поторгуйся. Он даже рад будет, живую денежку наторговать.
– Да это я так...
– Вот и я так. О, черт! – Змей, зацепив ложкой за дужку котелка, плесканул борщом на «скатерть» – где тут у вас тряпка?
– Обижаете! У нас, как у цивилизованных людей, все одноразовое. – Мамочка ловко свернул пленку, сунул ее в загудевшую «буржуйку» и мгновенно раскатил перед Змеем один из заранее нарезанных запасных рулончиков. – А все-таки меня жаба давит. Они по нам тут пуляют днем и ночью, а мы им – деньги!
И тут же, словив жесткий, пристальный взгляд командира, торопливо добавил:
– Как скажете! Переговорю. Я уже приценялся, вроде – недорого.
Да уж, что-что, а поторговаться Мамочка умел. Вплоть до финала, в котором вторая сторона получала в качестве удовлетворения только его обаятельную и слегка жуликоватую улыбку. Змей обычно сквозь пальцы посматривал на его лихие комбинации, в результате которых отряд не знал забот с питанием и боеприпасами, в любой обстановке мгновенно обрастал различными полевыми удобствами и даже умудрился сменить изрядно потрепанную форму на новенькие камуфляжи и легкие хромовые берцы. Иногда Мамочка зарывался. Но, представ пред грозные очи командира, ни за что и ни при каких обстоятельствах не признавался ни в самомалейшем грехе. Его защитные речи были способны заморочить голову десятку опытных адвокатов и выжать слезу из камня. Поэтому Змей, после двух-трех бесплодных педагогических попыток, освоил наипростейшую тактику общения со своим старшиной. Короткая, ясная команда, обязательная проверка при малейшем сомнении и конкретная энергичная трепка при выявленных поползновениях за красные флажки.
– Купишь по нормальной рыночной цене, доложишь, проверю.
Мамочка оскорбленно вздохнул и отправился куда-то по своим многотрудным делам. Командир улыбнулся и жадно рванул зубами кусок душистого белого хлеба, который Мамочка выменивал на макароны, полученные взамен перловки в соседней части, не имевшей вообще никакого отношения к снабжению омоновцев.
Сквозь форточки-бойницы в заложенные мешками окна влетел сухой треск автоматной очереди.
С диким ревом отрядный «Урал» пролетел под поднятый шлагбаум и, извергая сизые клубы, под паровозное шипение и скрип тормозных колодок осел под окном комендатуры. Загрохотали ботинки спрыгивающих бойцов, залязгало оружие.
Змей торопливо выскочил в коридор и направился к лестнице, ведущей вниз. Но, услышав доносящийся из командирского кубрика возбужденный голос, толкнул дверь в эту тесную комнатушку, которую делил со своими двумя ближайшими помощниками. В углу, возле своей кровати стоял Агата Кристи. Лихорадочно блестя глазами и, то пытаясь содрать с себя разгрузку, то бросая это занятие и начиная азартно размахивать руками, он рассказывал лежащему на кровати с гитарой Танкисту:
– Прямо в упор, ты понимаешь! Из-за забора! Как даст, аж чуть пламенем в рожу не захерачил! А Винни как газанет! Я ему кричу: останови, мы его, суку, сейчас разметелим, не успеет уйти! А Винни – на гашетку и летит, как ничего не слышит.
– Ну и правильно, – флегматично заметил Танкист. – Вы бы остановились, и вас бы, как в тире, перещелкали.
– Да он один был!
– А ты проверял?
– Да говорю же, я кричу: стой! А он – на гашетку и летит!
– Ну и молодец, – сказал Танкист и снова вернулся к попыткам извлечь из ширпотребовской гитары мелодию с явно испанским акцентом.
– Что у вас приключилось? – встревоженно спросил Змей. Две недели тишины – хуже нет, и он давно уже ожидал какую-нибудь подлянку. Где тонко – там и рвется. Где тихо – там опасно вдвойне.
– Возвращаемся с блока и на повороте уже, вот – рукой подать, сколько тут – метров двести, не больше? Вот он с поворота как врежет!
– Кто он?
– А кто его знает, кто? Боевик, кто еще! Очередью, чуть не в упор. У меня стекло опущено было, так чуть ухо мне не поджарил!
– А пули сквозь голову прошли? – лениво спросил Танкист.
– К тебе полетели, умник. Вчера только говорили, что надо маршрут и время менять для смены на блоке, выпасут нас. Вот и выпасли, хорошо хоть не зацепили никого.
– Ну и как ты предлагаешь ездить?
– А никак, – остывая, пробурчал Кристи, – все тебе шуточки...
Змей хмуро улыбнулся. Какая тут смена маршрутов, если к блоку ведет единственная дорога. И время – меняй не меняй, а у боевиков его тоже предостаточно. Захотят – дождутся. И снова выпасут. Тут что-то другое нужно делать.
– Ну ладно, утро вечера мудреней. Думайте отцы-командиры.
Ночь упала, как обычно, непроглядной, сине-черной бархатистой шторой. Где-то в Ленинском районе сыпанулась горохом первая автоматная очередь, ей ответил одиночный хлесткий выстрел СВД [11] , деловито простучал пулемет. И, будто дождавшись команды, замелькал трассерами, заворчал раскатами взрывов, залаял на разных автоматических языках разодранный враждой город, освещенный только факелами горящего газа, отблесками пожаров да снопами разнообразных ракет.
11
Снайперская винтовка Драгунова.