Горячий лед
Шрифт:
— Н-нет, — замялся Гордеев. — Дело в том, что меня наняли его родственники. Я, по правде сказать, еще у него не был.
— О, это был просто кошмар, — она закатила глаза. — Я прихожу на работу к десяти часам. А Михаил Васильевич намного позже. Его рабочий день может начаться и в двенадцать, и в час, и в два, все зависит от того, есть ли у него в этот день важные дела или встречи. Поэтому я не особенно волновалась, когда в одиннадцать часов его еще не было на работе. А к двенадцати сюда уже стали стекаться люди. И действительно, я ведь знала, что на этот день, начиная с двенадцати, у него назначено несколько важных встреч.
— Да, я постараюсь. Я приложу все усилия, — занервничал Юрий. — Можно еще воды?
— Конечно. А может быть, вы хотите чаю или кофе? Я могу быстро приготовить…
Гордеев, не отрывая взгляда от выреза ее блузки, сглотнул слюну:
— Нет-нет, спасибо, не стоит и беспокоиться. Просто воды, жарко сегодня, знаете ли…
Динара налила ему стакан воды и продолжила:
— Евгений Георгиевич сказал мне, что его обвиняют в убийстве. Это что, правда?
— Угу, — покачал головой Гордеев.
— Они что, слепые, что ли! По одному его виду можно понять, что он не способен на убийство!
Тут у нее на столе зазвонил телефон. Звонил, видимо, ее муж, а может быть, любовник. Причем в разговоре с ним Динара совсем не соблюдала той официальности, какой требовало присутствие постороннего человека в ее кабинете.
— Здравствуй, любимый, — по-кошачьи промурлыкала Динара. — Конечно, я на работе, ты же и звонишь на работу. А где же мне еще быть? Заедешь за мной? Хорошо. Часам к пяти. Что значит «поздно»! Это мой рабочий день. Не выдумывай, Рашид!
Юрий опять невпопад закашлял. Динара скорее прикрыла трубку рукой.
— Да нет. Никого у меня нет. Ну что ты злишься, в самом деле! Это на минутку зашел замдиректора, он и кашлял. Зачем зашел? За важными бумагами. Рашид, почему ты такой подозрительный! Да ну тебя! Приезжай когда хочешь. Не понимаю, как ты еще согласился на то, чтобы я пошла работать! Ну, запри меня в чулане, как запирал твой отец твою маму! Тебе от этого легче станет! Ты же меня знаешь! Если мне вздумается убежать, я убегу откуда хочешь, и ничто меня не остановит! Ах так! — вдруг повысила она голос и положила трубку.
Гордееву почему-то было неловко, хотя, по сути, неловко должно было быть Динаре. Она вскинула голову, и ее волосы, как водопад, рассыпались по плечам. Гордеев подумал, что, пожалуй, пора идти. К тому же с Соболевым все более или менее понятно — душка, лапочка и, вообще, замечательный человек.
— Очень приятно было с вами познакомиться, — расшаркивался он, поднимаясь. — Но дела не ждут. Всего доброго.
— Стойте, — остановила его Динара.
Гордеев остановился.
— Я очень переживаю за Михаила Васильевича. Не могли вы мне как-нибудь позвонить?
Гордеев с обворожительной улыбкой подошел к ее столику за бумажкой, где она написала свой номер телефона.
— Вы меня слышите? — Динара смотрела на него странным взглядом.
— Да-да, — опомнился Гордеев.
— Я, конечно, не адвокат и ничего в этом деле не понимаю. Но все-таки мне кажется, что вы можете использовать это обстоятельство. Как думаете? Может быть, они как-то смягчатся по отношению к нему или что-то вроде этого…
— Кто «они»? Что использовать? — не понял Гордеев.
— Ну то, что у него боли в желудке. Я смотрела один раз фильм, и там адвокат добился того, что его подзащитного даже выпустили из тюрьмы на время, хотя тот подозревался в нескольких зверских убийствах. А все потому, что у него было какое-то тяжелое заболевание. Правда, это был американский фильм, а у нас ведь все не так, как на Западе. Ну, вы возьмите, — она протянула ему бумажку с телефоном. — Позвоните, пожалуйста, сообщите, как он там. А то мы очень переживаем. Михаил Васильевич — хороший человек. Правда!
Гордеев с большим облегчением вышел из «холодильника».
«Вот идиот! — думал он по дороге к машине. — Соображалка от жары совсем отказала! А еще адвокат называется! Даже глупая восточная женщина, ничего не смыслящая в юридическом праве, и. то додумалась до такого простого, что не пришло в голову мне, уже вполне уважаемому адвокату! Боли в желудке! Опасная болезнь! Это же такая замечательная причина для изменения меры пресечения! Надо срочно этим заняться!»
Но все, как будто нарочно, было настроено против Гордеева. Оказалось, что Соболев со своими острыми болями в желудке не обращался ни к каким врачам. Следовательно, никаких справок и никаких подтверждений того, что подзащитный Юрия болен, не было. А значит, никакого изменения меры пресечения.
Дома Гордеев почувствовал, что он порядком утомился… морально. Он сделал себе кофе с коньяком — напиток, приносящий на некоторое время расслабление. Но, собственно говоря, он сам отчетливо понимал, что сейчас не время расслабляться. Сейчас как раз нужно работать в темпе. Потому что слишком мало было ему известно. Слишком много загадок и слишком мало ответов на них.
Гордеев протянул руку к телефону и набрал номер прокуратуры Центрального округа, где находилось дело об убийстве Колодного. Нужно было договориться со следователем о встрече. Но следователь, к некоторому удивлению Юрия, поведал ему, что дело передали в Генпрокуратуру.
«Генпрокуратура? Интересно, кто занимается этим делом? И зачем они вообще его забрали? Хотя, все логично — Колодный человек известный, публичная, как теперь принято говорить, личность…» — подумал Гордеев.
— Простите, а вы, случайно, не в курсе, кто теперь занимается этим делом? — спросил он.
— Да, конечно. Следователь — молодая женщина. Елена Бирюкова, насколько я помню.
— Что? Лена Бирюкова? — не сдержал своих эмоций Гордеев.
— Ну да, — раздался в трубке удивленный голос.