Горячий шоколад на троих
Шрифт:
— Что случилось, чего ты кричишь?
— Там, в яйце — цыпленок! Нача не может услышать, она глухая, но я слышу!
— Цыпленок? Ты, верно, спятила? Быть такого не может!
В два больших шага она преодолела расстояние, отделявшее ее от Титы, вырвала яйцо и разбила. Тита что было сил зажмурилась.
— Открой глаза и посмотри, вот он, твой цыпленок!
Медленно Тита открыла глаза и с удивлением увидела, что никакого цыпленка нет, есть лишь белок и желток. Вполне свежие, кстати.
— А теперь послушай меня внимательно, Тита! Ты испытываешь мое терпение! Это было в первый и последний раз! Иначе пожалеешь!
Тита так и не смогла объяснить, что произошло
Взбить последние два яйца и добавить лимонную цедру. Когда масса достаточно загустеет, прекратить взбивание и всыпать муку, медленно помешивая деревянной лопаткой. Смазать маслом противень, просыпать мукой, выложить на него тесто и поставить на полчаса в печь.
Нача, приготовившая за трое суток двадцать различных блюд, валилась с ног от усталости и не горела желанием ждать, пока тесто отправят в печь: уж очень хотелось прилечь. Но оставлять Титу один на один со стряпней она не рискнула — не тот случай. Под испытующим взглядом матери та старалась сохранять как можно более непринужденный вид. Но как только матушка Елена вышла с кухни и удалилась в свои покои, из груди Титы вырвался протяжный стон. Нача бережно взяла у нее из рук лопатку, обняла и сказала:
— Поплачь, доченька, поплачь, пока на кухне никого нет. Я не хочу, чтобы завтра кто-то видел твои слезы. Особенно Росаура.
Работа на какое-то время застопорилась. Нача смекнула, что у Титы вот-вот начнется нервный припадок. Конечно, она не знала таких мудреных слов, но житейская мудрость подсказала ей, что еще немного — и Тита сорвется. Признаться, она и сама была близка к срыву. Росаура и Нача никогда особо не ладили. Особенно Начу раздражало то, что Росаура с детства была уж чересчур привередлива в еде. Иногда она даже не прикасалась к тому, что оказывалось у нее на тарелке, или тайком скармливала ее содержимое Текиле, мамаше пса Пульке.[4] Нача всегда ставила ей в пример Титу, которая съедала все, что дают, да еще просила добавки. Ну, может быть, за исключением яиц всмятку, которые матушка Елена чуть ли не насильно впихивала в нее.
С тех пор как питание Титы перепоручили Наче, в рационе девочки помимо обычных блюд появились хумилес,[5] черви агавы, карликовые рачки, пауки, броненосцы и другие существа, вселявшие в Росауру ужас и отвращение. Отсюда взяли начало и неприязнь Начи к Росауре, и соперничество между сестрами, точку в котором должна была поставить свадьба Росауры с возлюбленным Титы. Чего Росаура не знала, хотя имелись у нее на этот счет кое-какие подозрения, так это того, что и Педро без памяти влюблен в Титу.
Ясно теперь, почему Нача приняла сторону Титы и старалась, как могла, утешить ее. Вытирая передником слезы, которые катились по щекам Титы, она приговаривала:
— Потерпи, потерпи, дочка, еще немного осталось.
Но провозиться им пришлось дольше обычного: тесто никак не могло загустеть, возможно, оттого, что его обильно смачивали слезами.
А обе женщины так и стояли, обнявшись, и ревели в три ручья, пока Тита не выплакала все слезы. А когда она выплакала все слезы, то продолжала плакать всухую. А плакать всухую, скажу я вам, это очень больно. Это почти, как рожать всухую. Но, по крайней мере, слезы больше не попадали в тесто и можно было приступать к начинке.
НАЧИНКА:
150
150 граммов сахарного песка.
Способ приготовления
Абрикосы залить небольшим количеством воды и довести до кипения, продавить через мелкое сито или любое другое решето. Полученную пасту положить в кастрюлю, добавить сахар и снова поставить на огонь. Варить, постоянно помешивая, пока паста не станет похожа на варенье. Снять с огня, дать остыть. Начинить пастой пирог, который перед этим разрезать.
К счастью, за месяц до свадьбы Нача и Тита закатали несколько банок варенья из абрикосов, и им не пришлось в этот день возиться с начинкой.
Заготавливать помногу варенья стало для них своего рода традицией. Его варили в сезон сбора плодов в огромном котле, который подвешивали во дворе. Под котлом разводили большой костер, а руки обматывали старыми тряпками, чтобы лопающиеся пузырьки не обожгли кожу.
Стоило Тите открыть банку, как запах абрикосов унес ее мыслями в день, когда они варили варенье. Она возвращалась из сада и несла абрикосы в подоле, так как забыла взять корзину. Следя за тем, чтобы юбка не задиралась слишком уж высоко, девушка вошла в кухню и неожиданно столкнулась в дверях с Педро, который направлялся на задний двор запрячь бричку. Нужно было съездить в город, развезти приглашения, а так как конюх в этот день на ранчо не появился, пришлось запрягать самому. Увидев, как он входит, Нача, будто ошпаренная, выскочила с кухни, сказав, что ей срочно нужно нарвать душистой травы для фасоли. Тита от неожиданности ослабила хватку, и несколько абрикосов скатились на пол. Педро бросился поднимать их и, нагнувшись, уперся взглядом в ее голень. Не выдержав этого взгляда, Тита непроизвольно одернула юбку, от чего на голову молодому человеку упало несколько абрикосов.
— Извините, Педро. Очень больно?
— Разве может моя боль сравниться с той, что я причинил вам?
— Я не жду от вас объяснений.
— Позвольте мне сказать несколько слов, это очень важно.
— Один раз я уже позволила вам, и вы солгали. Не желаю слышать ничего больше.
Произнеся это, Тита быстро выбежала из кухни через другую дверь, ту, что вела в гостиную, где Ченча и Гертрудис вышивали свадебную простыню, а точнее, обрамляли вышивкой аккуратную прорезь в белом шелке, сделанную специально для того, чтобы новобрачной не было нужды демонстрировать части тела, не задействованные в соитии. На самом деле крупно повезло, что им удалось в эту эпоху политической нестабильности разжиться отрезом настоящего французского шелка. Из-за революционных потрясений ездить на дальние расстояния было небезопасно, и не будь у них знакомого китайца-контрабандиста, вряд ли бы они сумели достать нужную ткань. Матушка Елена ни за что бы не отпустила ни Титу, ни тем более Гертрудис в столицу за всем необходимым для платья и приданого Росауры.
Этот китаец был тот еще пройдоха: он сбывал товар в столице за банкноты северной революционной армии, которые там не имели хождения и почти ничего не стоили, а брал его на севере, где покупательная способность этих банкнот возрастала в несколько раз.
На севере, само собой разумеется, он точно так же скупал за бесценок ассигнации, выпущенные центральным правительством. Этим он занимался всю революцию и к концу ее стал миллионером. Но главное, что благодаря ему у Росауры были самые красивые и изысканные ткани для свадьбы, которые только можно себе представить.