Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров
Шрифт:
– Слушайте внимательно, Касьянкин. Немедленно – к полковнику. Он ждет вас в артиллерийском блиндаже. В конце траншеи. И немедленно назад, в штаб армии. Идите. Бегом!
– Есть бегом, товарищ дивизионный комиссар! – явно обрадованный, воскликнул Касьянкин. Он воспринял этот приказ как спасительное облегчение и, козырнув, неуклюже бросился в озаренный ракетами ход траншеи.
– Что в самом деле стряслось, товарищ дивизионный комиссар? – посерьезнев, произнес Божичко. – Или секрет?
Веснин сказал:
– Ваш юмор,
– Спасибо, товарищ дивизионный комиссар. Но мне чихать на этих серьезных, простите! Моя анкета чиста как стеклышко! – бедово сказал Божичко. – Один на белом свете как гвоздь. И прекрасно. Терять абсолютно нечего, кроме шпал в петлице. А Касьянкин – лапоть и лопух, работает как колун, даже смех берет. Рассчитывает на родственность адъютантских душ.
– То есть? – не понял и нахмурился Веснин. – Именно?
– Ба-альшой сундук, товарищ дивизионный комиссар, – засмеялся Божичко. – Но с любопытством…Он мне: «Как живете с командующим, ничего генерал-то, сапоги не заставляет снимать? Водку втихаря не глушит?» А я ему: «Ты стихи про „Убей немца“ знаешь? Автомат умеешь держать? Как оружие приспособляют – под мышкой или ниже поясницы?» Он опять: «Мрачноват очень генерал-то, как с комиссаром-то, дружки или в контрах?» Прелестно и откровенно поговорили, товарищ дивизионный комиссар!
– Бессонов там? – спросил Веснин, глядя в ту сторону траншеи, где возникали и истаивали при опадающем свете ракет фигуры людей, и пошел по траншее, но, против воли, он замедлял шаги и вдруг остановился в нише для буссоли, потому что не в силах был сказать Бессонову то, что знали полковник Осин и он, член Военного совета, то, о чем Бессонов никак не подозревал: о противоестественно страшной судьбе того остриженного, с вымученной улыбкой мальчика, его сына, который не был убит, а жил в плену уже несколько месяцев.
«Он может спросить о причине приезда Осина. Что я отвечу? Подойти сейчас и в глаза ему лгать? – думал Веснин. – Каковы же будут тогда наши отношения дальше? Нет, не могу подойти к нему и делать вид, что ничего не произошло. Между нами должна быть абсолютная искренность и честность… Но язык не повернется сказать ему сейчас о сыне, не могу…»
Веснин чувствовал, что именно непроходящие непростота и натянутость в отношениях с Бессоновым не давали ему никакого права дипломатично изворачиваться, он не должен был что-либо смягчать, уходить от главного – и, так стоя в нише для буссоли, он испытывал отвратительно жгучий стыд в душе.
– Петр Александрович! – Веснин неожиданно для себя вышагнул из ниши, быстро подошел к Бессонову, окруженному возле стереотрубы офицерами. – Петр Александрович…
– Вот вы мне и нужны, Виталий Исаевич, – сказал Бессонов и выпрямился у стереотрубы, носовым платком вытер
И Веснин, с подкатившим к горлу клубком, еле сумел ответить:
– Я все сделаю, Петр Александрович… Выеду немедленно…
– Поезжайте. Только почаще оглядывайтесь в станице: положение на северном берегу не восстановлено.
…Когда Веснин подошел к тому месту в траншее, где только что встретил майора Божичко, тот, по-прежнему лежа на бруствере, стрелял; от автоматных очередей ходило его плечо, съезжала на затылок шапка.
– Майор Божичко, вы мне нужны!
Божичко обернулся на оклик, примял на затылке шапку ударом руки, выкрикнул с радостным азартом:
– Плотненько окружают фрицы! Подъезжают на бронетранспортерах и расползаются, как клещи! Слушаю, товарищ дивизионный комиссар!
Веснин стоял в траншее, наклонив голову.
– Послушайте меня, Божичко, я сию минуту должен ехать в танковый корпус. Не забывайте об одном: как зеницу ока берегите командующего. Советую быть поближе к нему.
– Ясно, товарищ дивизионный комиссар. – И Божичко, опустив автомат, переспросил: – Сейчас едете? Простите, но не очень ли будет сейчас!.. По высоте-то вроде отовсюду лупят.
– Со мной поедет полковник Осин и охрана. – Веснин легонько потряс Божичко за плечо. – Пустяки. Тем же путем, которым Осин проехал. Все будет как надо, Божичко. Похуже бывало…
– Ни пуха ни пера, товарищ дивизионный комиссар!
Тогда Веснин улыбнулся, махнул рукой:
– К черту, к черту, ко всем чертям, Божичко!
Полковник Осин и Касьянкин сидели в артиллерийском блиндаже за столом и оба, вслушиваясь в стрельбу, ждали чего-то в хмуром молчании. Веснин, переступив порог и не выказывая спешки, с изучающей неторопливостью оглядел мгновенно вскочившего Осина, сказал незнакомо властным тоном:
– Мне с вами по дороге, полковник Осин. В станицу Григорьевскую. Где стоит машина? Возьмите охрану!
– Я рад, товарищ дивизионный комиссар… очень рад. Спасибо. Машины замаскированные, стоят в сарае, под высотой, спасибо… – заговорил удовлетворенно Осин, взял со стола кожаную полевую сумку, спросил не без осторожности: – А как… генерал Бессонов? Он как же? Остается здесь?
Веснин не выдержал:
– Вы что, так и убеждены, что я еду с вами в целях личной безопасности? Неужели вы в этом уверены?