Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки
Шрифт:
— Не имею права.
— А эта книжица? — протягиваю Гале красное удостоверение ударника строительства Камского автозавода. И через полторы минуты в руках у меня пропуск на завод. Мало того, на пропуске указан точный адрес Н. Д. Мальнева, правда, в виде индексов — 57-М.
— А там сами увидите, — напутствует Галя.
Сначала иду подземной галереей, соединяющей административный корпус с цехами. Даже здесь, на глубине, угадывается содрогание тверди.
Поднимаюсь наверх, в средоточие неумолчного гула. Передо мной колонна, убегающая в поднебесье. На колонне номер — 113.
До 57-й оси мне шагать больше трехсот метров, есть что вспомнить.
То мне казалось, что я шагаю по пшеничному полю, захватывая ладонью бархатные васильки, то пробираюсь среди ям и промоин, то карабкаюсь по бетонным кубам и осклизлым доскам, то плутаю в железном лесу меж колонн и осей. Мне всегда кто-то был нужен в этом железном лесу, среди этих бездонных дыр — или прораб Николай Рулевский, или генеральный директор Лев Васильев, или комсомольский вожак Ирина Козырева, и я упорно искал их среди вселенского грохота и нагромождения.
Но самое удивительное, пожалуй, заключалось в том, что во всех случаях это было одно и то же поле, по которому я и шел сейчас от оси к оси: 87, 85, 83…
Современной мерой цивилизации и цивилизованности стала мера индустриальной мощи того или иного народа, мера технологического и научного потенциала. С этой целью и создается искусственная среда — и все стремительнее растут ее масштабы: 20 гектаров под одной крышей, 30 гектаров, 40 гектаров.
Искусственная среда необходима для создания второй природы. Вот она, во все стороны от меня: выстроились в затылок друг другу станки, камеры, автоматические линии, печи. Ползут причудливыми извивами рольганги подвесных конвейеров и транспортеров, поворачиваются металлические руки, влачатся под сводами краны — все во имя технологии.
Я люблю этот неистребимый гул.
73, 71, 69… Я не робею в этом железном пространстве, но пытаюсь его осмыслить. Все вокруг выглядит удивительно обжитым. Два паренька остановились у автомата с газированной водой, подставляют под струю стаканы. Девушка катит по проезду на велосипеде, спокойно и неспешно нажимая педали. На сером боку шкафа написано мелом: «Оля+Петя». Вдоль стены натекла лужица, тут же просматривается ее источник: прохудившееся колено свежеокрашенной трубы. Ох уж эти протечки…
А как тут высоко! Солнечные лучи, проникающие сквозь своды, как раз над моей головой, падают на пол далеко в стороне, за станочными линиями.
57 — стоп! Это моя ось, я пришел. Совершаю поворот на 90 градусов шагаю по буквам, вдоль алфавита: а, б, в… Буквы аккуратно начертаны чуть выше человеческого роста. Они неназойливы, не бросаются в глаза, но если ты знаешь, что здесь должен быть знак, то сразу увидишь его. Аннотация простая и удобная — как на шахматной доске.
57-М! Осматриваюсь. Рядом с колонной стенд. На стенде надпись: «Здесь работает бригада Героя Социалистического Труда Николая Дмитриевича Мальнева».
Адрес, указанный Галей, оказался предельно точным.
Познакомимся с Николаем Дмитриевичем. Вот он идет по проходу мимо сварочных автоматов. Походка неторопливая, с некоторой раскачкой.
— Опять не дают, — с досадой сказал он.
— Опять они? — спросил я.
— А кто же еще? Третий месяц тянется. Волокитчики подлинные.
— А в горкоме партии вы были?
— Что я — сам маленький? Горком по всяким пустякам беспокоить… Сам с ОТИЗом справлюсь. Особенно теперь, после апрельского Пленума партии.
ОТИЗ — это отдел труда и зарплаты. Значит, проблема связана с организацией работы. Николай Дмитриевич охотно рассказывает:
— Мы с вами стоим в цехе карданных валов. Здесь, куда ни посмотри, одни карданные валы. Мы их собираем и красим. Пятьсот шестьдесят валов за смену. В нашей бригаде недостает пяти человек. По штату положено 48 человек. А в наличии имеется сорок три. Но план мы даем за полный состав, нам за это начисляют премиальные. Ни разу еще плана не срывали, всегда чуть впереди. Но людей, я так понимаю, мне не дадут. Тогда мы посоветовались с ребятами, и я внес предложение: сократить мне штат, а эти пять зарплат отдать нам, и мы разделим их на всех работающих. Коль сорок три человека будут работать за сорок восемь, то производительность труда у нас вырастет. На апрельском Пленуме как раз об этом говорилось — эффективность производства.
— Что же отвечает ОТИЗ? Небось, ссылаются на штатное расписание.
— Тянут — и все тут! ОТИЗ цеха послал в ОТИЗ завода, оттуда можно загнать бумаги в генеральную дирекцию, глядишь, до министерства дойдет. Мне отвечают коротко и ясно: вопрос рассматривается. Они понимают, что предложение прогрессивное, в духе времени, но потянуть можно. Но я вам так скажу: они считают, но по-своему. Они же не все считают. Пять человек высвобождается. Это не только пять зарплат. Значит, для них не надо строить квартиры, создавать обслугу. Вот какая получается выгода — пять раз по пять. И это только по одной нашей бригаде. Разве в других бригадах нет таких же возможностей?
Николай Дмитриевич огляделся вокруг и заключил строго:
— Я их пробью.
Уверен, так и будет. Решения апрельского Пленума ЦК помогут Мальцеву в этом.
И не только Мальцеву. В эти весенние дни, находясь на КамАЗе, я видел, как заинтересованно и остро воспринимали люди решения Пленума, читали свежие газеты, делали выписки, обменивались мнениями. В тот день, когда пришли свежие газеты, я пришел в городской Совет и застал там одного из руководителей. Он был радостно возбужден.
— Я вопрос сегодня решил, — сказал он мне. — Полгода не могли решить, а с утра взяли и решили.
Тут раздался телефонный звонок. Звонили откуда-то сверху, то ли из области, то ли из Москвы. Это был сердитый окрик: на каком основании вы решили этот вопрос? И мой собеседник ответил предельно четко:
— На основании решений апрельского Пленума. Вот, — говорит, — я вам сейчас зачитаю. Надо, цитирую, «добиться того, чтобы каждый на своем месте работал добросовестно и с полной отдачей», кавычки закрыть.