Горящее небо Аорна
Шрифт:
— Ложись и до обеда не вставай, — велела гостю. — Дам мазь, помажь опухшие места. Быстрей пройдет.
— Как здесь вообще живут? — Максим послушно устроился на кровати. — Ночные осы, дневное пекло, сушь, нет воды, сероводород…
— Мы люди подневольные, — вдова вздохнула. — Муж был мобилизован, сюда послали, не спросив. Мы с Сашем — следом. Но в основном здесь заключенные работают, у них, как понимаешь, тоже не спросили. Им хуже, чем гражданским, умирают часто. Болезни, обезвоживание… Оттого и злые. Наверное, когда железную дорогу достроят, никого
— Но здесь тебя никто не держит. Отчего ты не уедешь? На что живешь? На пенсию за мужа?
— Той пенсии едва хватает чтоб прожить, — вновь вздохнула женщина. — Да и по мужу траур — год нужно навещать его могилу. К тому ж здесь есть дом, ну, хоть какой-то. Родных мы с мужем потеряли — всех забрала война. Куда мне ехать, где искать жилье, работу? Здесь подрабатываю прачкой. Простирну бельишко офицерам и отложу чуток на переезд.
— Уголовники не досаждают?
— Боятся близко подходить — комендатура рядом. А вот подальше жить тревожно. Нагрянут ночью, заберут еду и воду. И деньги, разумеется. Поэтому городок и пустеет. Кто остается, уповает на Всевышнего.
Она ушла, Максим забылся. Видимо, сказалось действие лекарств. Проснувшись днем, Максим почувствовал себя гораздо лучше. Прихватил машинку Саша и отправился в гараж, по пути зайдя столовку.
Конечно, колупаться в Шервуше сегодня он не мог — пальцы плохо подчинялись. Макс сунул руку под сиденье, куда запрятал рюкзак с одеждой и мыльно-рыльными пожитками. Оставить на виду нельзя — сопрут. Как шутили в КВНе, не крадут только в одной-единственной армии мира, где служат оловянные солдатики. Здесь они другие, обычные.
Лямка рюкзака зацепилась и вытащила на свет небольшой сверток в промасленной бумаге. Опасаясь обнаружить протухшие остатки чьей-то ссобойки, Макс решился развернуть — и не прогадал. Обернутый внутри еще тряпицей, в свертке оказался револьвер. Надо полагать, старинный, в армии Союза их нет на вооружении. Похож на «Наган», только большего калибра. Нажав рычаг, Максим откинул барабан. Шесть гнезд.
В похожем на кисет мешочке нашлись патроны в жирной смазке, полная масленка. Владелец револьвера был человеком аккуратным и запасливым.
— Всевышний! — прочувственно сказал Максим. — Спасибо за подарок. Ты — крут.
В городишке, переполненном бандитами, револьвер нужнее, чем еда. Повторить судьбу супруга Файиши Максиму очень не хотелось.
Освободив оружие от смазки, он снял спинку сиденья и, зажав руку между двумя подушками, выстрелил разок для пробы. В закрытом пространстве кабины громко хлопнуло, руку тряхнуло от отдачи. Пуля, вылетев из подушек, пробила внутреннюю стенку дверцы.
Из любопытства он осмотрел дверь снаружи. В месте удара пули толстая старая сталь вздулась, но не прорвалась. Ага… Бронежилет, конечно, не пробьет. Зато останавливающее действие пули, скорей всего, на высоте.
Максим почистил револьвер и засунул в карман комбинезона. У механика набитые карманы не вызывают подозрений — инструмент там носит и еще чего. Почувствовал
Покончив с этим, он отыскал в инструментальном ящике кусок стальной проволоки. Отрезал по размеру и закрепил на машинке Саша. Насадил на ось оба колеса. Концы проволоки расплющил, чтобы не слетели, загладил их напильником. Вышло крепко, аккуратно.
Пересчитал оставшиеся после отдыха в Хеймишене миллионы. Не густо. Здесь миллион равен пяти дензнакам Панкии. Он отделил от тощей стопочки одну купюру и в магазинчике около столовки купил каких-то сладостей. С тем пошел «домой».
— Саш! Хорошо себя вел весь день? — спросил, переступив порог.
— Конесно, хоросо, — подтвердил ребенок.
— Он у меня послушный, — заверила Файиша.
— Тогда держите.
Макс положил на стол пакет в бумаге и поставил на пол машинку. Легонько подтолкнул ее, игрушка покатилась к Сашу. Недетская серьезность слетела с пацана.
— Масинка! — он схватил игрушку и прижал ее к груди.
— А это что? — спросила женщина, кивая на пакет.
— Что-то вкусное. Не разбираюсь в местных сладостях. Помог тут одному, он дал мне денежку, — с честным выражением на лице объяснил Максим. — Купил вам к браушу. Надеюсь, угостишь им и меня.
Файиша рассмотрела сладости, встала и коснулась пальцами его лица.
— Опухоль проходит. Ты крепкий.
— Мне помогла ты, госпожа.
— Меня никто так не зовет, — вздохнула женщина. — И я не госпожа.
Она убрала руку, и Макс почувствовал: готов потратить остальные миллионы, лишь бы женские пальцы, пусть даже огрубевшие от стирок, гладили его лицо.
— Хорошо, — сказал Максим. — Не хочешь госпожой, пусть будет «барышня».
— Ба-ры-сня? — удивился Саш.
— Барышнями в моем народе когда-то называли молодых, красивых женщин, — объяснил Максим. — Твоя мама — именно такая, правда?
Мальчуган кивнул и убежал, все также прижимая к груди бесценный грузовичок.
Не желая смущать обескураженную женщину, Макс ушел к себе. Коль выдался день отдыха, грех не воспользоваться. Он вновь поспал, вечером побрился механической бритвой, надел комбинезон. Когда вернулся с ужина, Файиша спросила:
— А как в твоем народе называли симпатичных молодых мужчин? Если я — барышня, то ты — барыш?
— Нет, барыш — совсем другое, — Максим заулыбался. — Так называют денежный доход. Для тебя я просто Макш. Я вам кое-что еще принес.
Он протянул ей флягу с питьевой водой, которую добыл на базе. Солдаты деньги тоже любят… Литра полтора всего, но по местным меркам — ценность, и с ней он не нахлебник для семьи.
Пить брауш стали вечером, когда стемнело и жара ушла. Болтали о каких-то пустяках, Макс сыпал анекдотами на бытовые темы, подбирая те, что подходили под любые страны и народы. Файиша хохотала, показывая белоснежные, пусть и не очень ровные зубы. Саш смеялся тоже, хотя, как видно, понимал не все.