Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод)
Шрифт:
Гарри любил приглашать гостей дважды в месяц, не чаще, и их всегда было только десять человек, не больше.
— Я люблю выслушать всех, — объяснил он. — Терпеть не могу пропускать хороший рассказ в конце застолья.
У Гарри безукоризненный вкус и один из лучших винных погребов в стране. Своего зулусского повара он переманил из «Кантри-клаба» в Дурбане, и приглашения полковника Кортни высоко ценились, хотя принять такое приглашение обычно значило ехать поездом в Тенис-крааль и ночевать там.
— Этот Джозеф Робинсон носит титул баронета, под которым, кстати сказать, скрывается во многих
— Если он такой ужасный, зачем приглашать его, папа?
Гарри деланно вздохнул.
— Жертва, которую я приношу на алтарь литературы, дорогая. Я намерен вытянуть из субъекта кое-какие факты, нужные для моей новой книги. Он единственный живой человек, который может сообщить их мне.
— Очаровать его ради вас?
— О нет, нет! Так далеко мы заходить не будем, но, думаю, вы можете надеть красивое платье.
Сантэн выбрала платье из желтой тафты с расшитым жемчугом лифом. Оно обнажало плечи, с которых еще не сошел легкий загар пустыни. Как всегда, Анна причесывала ее и помогала одеться к обеду.
Сантэн в тюрбане из полотенца вышла из своей личной ванной — очередное роскошество ее новой жизни — в купальном халате на еще влажном теле. Оставляя влажные следы на желтых половицах, она подошла к туалетному столику.
Анна сидела на кровати и перешивала крючок и петлю на спинке платья, откусывая нитку зубами и выплевывая кусочки на пол.
— Я выпустила целых три сантиметра. Слишком много модных званых обедов, барышня.
Она отложила платье и остановилась за Сантэн.
— Я бы хотела, чтобы ты садилась за стол с нами, — сказала Сантэн. — Ты здесь не в прислугах.
Только слепой не заметил бы отношения, расцветшие между Гарри и Анной. Однако до сих пор Сантэн не нашла возможности обсудить их, хотя ей хотелось разделить радость Анны, пусть вчуже.
Анна взяла щетку с серебряной ручкой и занялась волосами Сантэн, расчесывая их по всей длине энергичными сильными движениями, отчего голова Сантэн запрокидывалась.
— Хочешь, чтобы я тратила время, слушая болтовню этих фертов? Словно гуси шипят! — Она так точно передала свистящие звуки английского языка, что Сантэн рассмеялась. — Нет уж, спасибо. Я ни слова не понимаю из ваших умных разговоров. Старая Анна гораздо счастливей и полезней на кухне, где может присматривать за этими улыбчивыми черными мошенниками.
— Папа Гарри хочет, чтобы ты присоединилась к обществу, он часто говорит со мной об этом. Мне кажется, ты ему очень нравишься.
Анна поджала губы и фыркнула.
— Хватит нести вздор, молодая леди, — решительно сказала она. Отложив щетку и набросив на волосы
Она пошла за лежащим на кровати платьем, а Сантэн встала и сбросила с плеч купальный халат. Уронила его на пол и, нагая, остановилась перед зеркалом.
47
Недурно! (фр.)
— Шрам на ноге заживает хорошо, но ты все еще ужасно смуглая, — пожаловалась Анна, потом остановилась, держа в руке платье, и задумчиво нахмурилась, глядя на Сантэн.
— Сантэн! — Голос ее звучал резко. — Когда у тебя в последний раз было нездоровье?
Сантэн наклонилась, подняла упавший халат и закуталась в него.
— Я болела, Анна. Удар по голове, заражение…
— Когда в последний раз ты была нездорова?
Анна была безжалостна.
— Ты не понимаешь. Я болела. Разве ты не помнишь? Когда я болела воспалением легких, я тоже пропустила…
— С самой пустыни! — ответила на свой вопрос Анна. — С тех пор как ты явилась из пустыни с этим немцем, с этим немецко-африканским полукровкой.
Она бросила платье на кровать и распахнула на Сантэн халат.
— Нет, Анна, я болела.
Сантэн дрожала. До этой минуты она уходила от ужасного предположения, высказанного сейчас Анной.
Анна положила большую мозолистую руку ей на живот, и Сантэн поежилась от этого прикосновения.
— Я никогда ему не доверяла — глаза кошачьи, волосы как солома, а в штанах большущая шишка, — яростно заговорила Анна. — Теперь я понимаю, почему ты не хотела говорить с ним, когда мы уезжали, почему обращалась с ним как с врагом, а не как со спасителем.
— Анна, у меня и раньше бывали задержки. Может быть…
— Он надругался над тобой, мое бедное дитя! Взял тебя силой! Ты ничего не могла сделать. Как это случилось?
Сантэн поняла, что Анна предлагает ей путь к спасению, и ей очень захотелось им воспользоваться.
— Он тебя заставил, верно? Скажи Анне.
— Нет, Анна. Не заставлял.
— Ты ему разрешила, позволила?
Лицо Анны стало грозным и мрачным.
— Я была так одинока. — Сантэн опустилась на стул и закрыла лицо руками. — Я почти два года не видела белого человека, а он был так добр и красив, и я была обязана ему жизнью. Как ты не понимаешь, Анна! Скажи, что понимаешь!
Анна обняла ее мощными, толстыми руками, и Сантэн прижалась головой к ее груди. Обе молчали, потрясенные и испуганные.
— Мы не можем его оставить, — сказала наконец Анна. — Нужно от него избавиться.
Ее слова потрясли Сантэн. Она снова задрожала и попыталась спрятаться от этой страшной мысли.
— Мы не можем принести в Тенис-крааль еще одного незаконного, они этого не вынесут. Позор-то какой! Одного они признали, но второго минхеер и генерал не примут. Ради всех нас, ради семьи Майкла и ради Шасы, ради тебя самой, ради всех, кого я люблю, выбирать нельзя. Ты должна от него избавиться.