Горыныч 3.0. Инициация
Шрифт:
«Я тоже соскучился», — был ей внезапный ментальный ответ.
Глава 19
Переход
На следующее утро после школьной ёлки Юля проснулась в хорошем настроении. У неё появились подруги. По крайней мере, она на это искренне надеялась.
Случившийся праздник в очередной раз убедил, что красота вызывает в людях много разных эмоций. Не всегда положительных. Сама она ощущала трепет и восхищение, глядя на «тройняшек» по фамилии Правда. Как они держались! Как выглядели. Какими красивыми были! Даже не банально «красивыми», а какими-то нереальными. Словно сказочные создания или школьницы-супергероини типа «Чародеек». На них вообще многие откровенно пялились. Парни смотрели практически открыв рты, а вот одноклассницы и девчонки старших классов метали взгляды со смесью зависти и даже отвращения. Впрочем, на
В дичайшей спешке они с мамой купили платье на вечер. Дорогущее! На одно это платье можно было купить три толстовки. Юлю смущало, что ткань хоть и немного тянулась, кажется, платье было чуточку мало, так как слишком сильно обтягивало грудь и попу, да и талию утягивало широкой резинкой так, что тяжело дышать. В зеркале Юля сама себе казалась то слишком худой, то слишком вульгарной. Ещё и плечи почти голые, потому что такой рукав, который только от плечей. А это вдобавок значило, что надевать его придется без лифчика: иначе лямки видно. Мама сказала, что лифчик со стоячей грудью не нужен и что с облеганием так и должно быть, а Юля просто привыкла к мешковатой унисекс одежде, а платье отличного кроя, по фигуре, словно в ателье на неё сшито, и цвета очень красивого сине-изумрудного, что редко такой чистый цвет встретишь, который ещё и идёт и глаза подчёркивает и ярче делает, и что рукав-то самый удобный три четверти, и ткань хорошая — и летом, и зимой носить можно, и что-то однотонное вообще сейчас сложно найти. И что хотя бы одно платье должно быть в гардеробе девушки, и что ей очень идёт и красиво и надо брать. В общем, уговорила. Платье они в итоге купили, ладно хотя бы его длина была ниже колена, после попы мягко ложилось лёгкими воланами, а то вообще стыд. Мама дала на праздник свои чёрные туфли-лодочки на пятисантиметровых каблуках и сказала, что всё очень гармонично смотрится.
Но первые минуты школьной ёлки, до того, как не пришли тройняшки и она не прибилась к ним, Юля вспоминала с содроганием. Её просто корёжило под взглядами парней и девчонок, особенно девчонок. Она чувствовала себя не то чтобы голой, но её наряд казался тесным, декольте глубоким, плечи слишком открытыми, грудь выпяченной, каблуки маминых туфель слишком высокими и что ходит она в них, как цапля. Казалось, что на неё разве что пальцами не показывали и разглядывали под микроскопом!
А потом пришли сёстры Правда — преображённые и совсем непохожие друг на друга. Разный цвет волос, который каждой очень подходил и, кажется, раскрывал индивидуальность и черты характера, причёски, наряды. Ни одна из сестёр не пыталась спрятать свою сочную и по-настоящему женственную фигуру. Наоборот, только глядя на них, Юля поняла, что значит «по фигуре». Они притягивали. И стоило встать рядом с тройняшками, как Юля ощутила себя «в тему», как будто ровней им, такой же красивой, изящной, свободной. Почувствовала, что ей комфортно в одеже и непривычных туфлях — да она танцевала так, словно на ней кроссовки, а не каблуки, легко вспомнив подходящие для их нарядов движения! И это правда хорошо выглядело, особенно когда они все вместе исполняли один танец!
Да и вообще девчонки оказались не только красивыми, но и честными и в чём-то самом главном «правильными». Юля почувствовала, что вот такие навряд ли будут разносить сплетни и наговаривать на других за их спинами. Наверное, поэтому она не удержалась и рассказала им про свою ситуацию с родителями и переезд сюда, а Оляна вкратце рассказала, что пару недель встречалась с тем парнем — Мишей, с которым сейчас Вера Берзинш гуляет, и что расстались они не слишком хорошо. Стало понятней, с чего одноклассница так бесится. Этот Миша половину вечера на них пялился.
Прислушавшись, Юля услышала голос матери, которая о чём-то спорила с бабушкой. Обычно они жили дружно, так что это её удивило. Она прошла на звуки и встретилась с тревожным молчанием.
— Что-то случилось? — спросила Юля, наткнувшись на многозначительные переглядки.
Оказалось, что да. Голова кружилась от свалившейся на неё информации. Да так, что захотелось на воздух. Прогуляться, пройтись, убежать…
Юля шла по знакомой дороге в сторону школы и пыталась уложить услышанное от мамы и бабушки. Отец и правда был ей не родным. По сути, и мама тоже, и даже бабушка — только какие-то вроде как дальние родственницы вроде троюродных тёток по маминой линии, и то не факт. А её родную мать звали Слава. И её убил родной отец Юли. И она на самом деле не Ивановна, а Витальевна. И фамилия у неё была не Сорокина, а Непрядова. Ну, или по фамилии матери, то она как у бабушки была — Лебедева. Мама ещё всегда шутила: была Лебедева, стала Сорокина… И на самом деле она даже не Юля! Слава назвала её Юлка, так было в документах. Но все называли Юля и потом даже её имя изменили при удочерении.
В
Как выяснилось, мама и Слава дружили с юности и были весьма похожи внешне. Обе красивые натуральные блондинки с зелёными глазами. Их даже считали родными сёстрами: так были похожи, — хотя Слава вроде бы была бабушке только дальней роднёй и приехала к ним в Ульяновщину из какой-то совсем глухой деревни и некоторое время жила у них. А потом вышла замуж и родила Юлю. Мама… ну мама, она приглядывала за Юлей, нянчилась, любила её, как племянницу. Она училась в Пскове, так что виделись на каникулах в основном, а потом, когда мама уже встретила её ненастоящего отца и они поженились, со Славой случилось несчастье. Люди видели, как та, окровавленная, с младшей дочкой на руках убегала в лес, а за ней с топором гнался обезумевший муж. Больше ни Славу, ни её младшую дочь никто не видел. Кто-то говорил, что Виталий загнал жену с дочкой на болота. Кто-то — что расчленил и утопил в озере. В общем-то, ни их трупов, ни останков так и не нашли. Юля всего этого ужаса не застала. Она тогда была в гостях у мамы… ну, которая мама. Та, чтобы немного разгрузить Славу с заботами о детях, взяла Юлю погостить на пару недель, сводить в парк аттракционов и просто по магазинам, чтобы купить что-то к школе. Юле было шесть. И в итоге она домой так и не вернулась и искренне считала мамой свою маму. Её ненастоящий отец ради мамы вроде как согласился удочерить её и через каких-то своих знакомых сделал ей новые документы так, что сама Юля и не подозревала, что родители ей не родные. Потом, как выяснилось, её ненастоящий отец вбил себе в голову, что Юля всё-таки родная дочка её мамы, потому что с годами они становились всё более похожи, и решил, что мама нагуляла её и втайне родила в Себеже, а потом бросила у бабки, чтобы выйти замуж «без прицепа». В историю с очень похожей Славой он не верил или не хотел верить.
— Но почему… Почему я не помню своей… родной матери и как жила здесь? — только и смогла выдавить Юля.
— Я не знаю, — отвела взгляд мама. — Я не хотела тебя как-то травмировать и напоминать. Ты обычно всегда была спокойной, но в тот вечер плакала и просилась домой, я еле тебя успокоила, а потом, уже перед сном, ты долго меня не отпускала, жалась ко мне и прошептала, что знаешь, что мамы больше нет. Мне стало очень страшно, потому что… у меня самой были какие-то странные предчувствия, что ли, или не знаю… Сердце не на месте было. А после твоих слов… Я позвонила соседям. У мамы тогда ещё телефона сотового не было, да и домашнего. И соседка мне и вывалила весь ужас, который вся деревня видела. Потом я всю ночь не спала. Там поиски организовали. Милицию вызвали. Потом только утром Витальку нашли, а их нет. Три дня ещё по лесу люди ходили, чтобы сестрёнку твою хотя бы отыскать. Даже из Пскова наряд с собаками приезжал. А там дожди пошли… в общем… Так и не нашли ничего. Но Виталика посадили на пятнадцать лет — а выпустили, видимо, за хорошее поведение да под амнистию.
— Мать его все пороги отбивала, за сына просила. Никаких денег на апелляции не жалела, — добавила бабушка. — Так что выпустили. Вроде как законодательство поменялось, или улик не хватает. Ведь тел так и не нашли.
— А за что он их?.. — тихо спросила Юля.
— Вроде выпил и приревновал, — ответила мама. — Он ревновал её страшно… Я… когда Иван на меня руку поднял и тебя… Я поняла, что могу закончить как Слава.
— А как… Как мою сестру звали? — задала последний вопрос Юля. Мама с бабушкой переглянулись и смущённо потупились.
— Вы… Не помните?
— Да ты знаешь, тоже как-то чудно её звали, по-новомодному, — ответила бабушка. — Мы её документов не имеем, чтобы тебе показать, они в той семье остались, но Слава назвала её вроде бы Дуняша или как-то так. Для нас она Дашенькой была. Слава говорила, что можно и Дашей называть. Вроде, что по церковному всё равно другое имя будет, так почему бы и не Даша. Но некрещёная девочка ещё была, Слава всё собиралась да откладывала… так что даже свечку поставить за упокой нельзя. Тебя-то и то после уже крестили. С тобой та же история случилась. В Ульяновщине церкви нет, а Слава не особо религиозна была, да и Виталий тоже.
Вкуса еды Юля даже не почувствовала. В доме повисло тягостное молчание. Так что, позавтракав, Юля решительно одела верхнюю одежду и на автомате подхватила свой рюкзак.
— Ты куда, Юль? — робко спросила мама, и Юля увидела страх в её глазах.
— Я… Мы вчера с девчонками договорились в Себеже встретится, — неловко соврала Юля, в тот же момент вспомнив, что сёстры Правда говорили о том, что живут совсем недалеко от школы, и показывали свой дом и даже окна. Вычислить квартиру будет несложно. И что… возможно, стоит всё это как-то обсудить с ними, поделиться, выговориться. — Мы подружились и…