Горюч-камень
Шрифт:
— Всегда на земли были хозяева, — убежденно произнес Кондратий. — В писании об этом говорено. И будут.
— А ежели всем Еремками да Федьками обернуться? — засмеялся Васька.
Никто не ответил. Тогда Моисей решил рассказывать про руды, чтобы никто не мутил душу страшными разговорами.
— Вот скажи, Данила, как золото залегает?
— Откуда мне знать? Ясно, что не кольцами, да не серьгами.
Моисей улыбнулся, стал пояснять. Бывает золото в коренной породе и в россыпях. Коренная порода жильями кварц прошивает. Кварц белый, твердый, его не враз обушком возьмешь.
— Найти бы гору золота, — сказал Васька. — Скупил бы я все кабаки, какие ни есть на свете, загулял бы! Эх, загулял! Всех девок и баб…
— Одно у тебя в башке, кобель окаянный! — выругался Еким.
— Ну, а ты куда бы золото дел?
— Нечего пустыми разговорами заниматься… Лошадь бы купил, да во сне я как-то хомут увидал, стало быть, вовек того не бывать. Ну вас с вашими бреднями!
— Нет, я нашел бы куда его деть. — Данила даже задохнулся, будто и впрямь перед ним золотая гора. — Я бы Тасю привез, деревню бы всю, весь поселок наш одарил… Чего, Тихон, глядишь? Правду говорю.
— А мне бы, братцы, хуторок в лесу, хозяйство свое…
— Дурак ты, — махнул рукой Васька.
Помнил Моисей, как предупреждал его Трофим Терентьич, что в корыстные руки земля ничего не отдаст. А и без корысти разве возьмешь? Попробуй хоть крупицу земных сокровищ взять для пользы простому человеку! Закуют тебя в железы и угонят, куда ворон не летывал… Чужая земля, чужая. И трава эта не твоя, и дерева не твои, и воздух не твой! Моисей потер лоб, отгоняя муторные думы. Ну, а если прикинуть: кому земля открывается, кому шепчут травы, кому светят звездочки?
Кондратий неожиданно положил ему руку на плечо:
— Я свечу бы поставил. Такую, чтоб до неба. Увидал бы ее Саваоф.
— Ну и что?
— И все. — Кондратий насупился, умолк.
Рудознатцы спустились в низинку, облитую синевою незабудок, по середке которой бойко бежал светлый ручеек. Моисей припал к земле, прислушался, помял пальцами комок.
— Бьем здесь шурф. Глядите, песок да глина такие, что и в горных породах. Кварцевый песок.
Он вернулся от ручья, вбил колышки, поплевал на ладони, втиснул в землю заступ. И вправду, под дерном оказался крупный влажный песок. Моисей кинул его на железный лоток, побежал к ручью. Покидав снаряжение, остальные поспешили за ним. Он ловко подставил лоток струе. Вода замутнела, погнала песчинки, на железе осталась темная кашица. Моисей потрогал ее — золота не было.
— Поглубже попробуй, Еким, — подсказал он.
Взяли новую пробу. Теперь на лотке среди мелкого черного песочка — шлихов виднелось множество песчинок, тускло желтеющих на солнце.
— Оно! — закричал Васька. — Оно!
— Погоди горланить, — остановил его Моисей. — Может, это просто приманка.
Но россыпь была богатой. Все по очереди брали драгоценный песок, он, казалось, прожигал ладони. Один Кондратий не притронулся к палючим искоркам, прятал глаза под тяжелыми бровями.
— Ты
— Запомните это место, други, — сказал Моисей и насек на толстой коре осины крестообразную зарубку. — Может, без меня искать придется.
— Чего плачешься! — не унимался Васька. — Да Лазарев нас наградами завалит, милостями заласкает!
Моисей с сомнением покачал головою, ссыпал песок и шлихи в мешочки, подал Екиму на сохранение. Тот осторожно положил их в торбу, рядышком с кусками горючего камня.
— Ну, братцы-рудознатцы, время в обратный путь, — невесело промолвил Моисей. — Награду или кнут нам готовят, не знаю, но золото здесь станут добывать.
Никто не думал, что и на другой день их ждет богатая находка. На небольшой луговине, где во времена оны, видимо, петлял ручей, Моисей внезапно остановился, присел на корточки. Остальные насторожились: что еще учуял их востроглазый вожатый? Ласково раздвинув густую траву, Моисей пощупал землю, выпрямился:
— Верно сказал Данила, черемис принес нам удачу. Бейте шурфы.
Поскидали поклажу, замахали заступами. Моисей вынул нож, обстругал кусочек какого-то камня, будто деревяшку, обнажив свинцово-серый слой.
— Где промывать-то будем? — спросил Еким.
Кондратий понюхал воздух, скрылся в зарослях. Скоро он вернулся, сказал, что рядом овраг, а в нем — ключ. Взяли на лоток пробу, промылись крупицы породы, подернутые серым налетом. Моисей очистил одну:
— Возьми, Екимушка, образцы. Небывалый фарт нам открылся. Серебро это.
— Чудеса! — ахнул Васька. — Монеты станем чеканить!
— Ну, спасибо тебе, земля, — поклонился Моисей. — Спасибо!
Место также приметили зарубками. Теперь зарубки эти вели к самому Кизелу, выбирая по пути старые особенные деревья. Отыскивая дорогу по солнцу, муравьиным кучам и мхам, Моисей шагал к поселению, втайне надеясь, что теперь-то всем им дозволят дело, которым он только и жил.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Лазарев пнул ногою парик, с силой выбросил из побелевших ноздрей воздух, заходил по кабинету. Растерянный, помрачневший Ипанов переминался с ноги на ногу, щека его нервически подергивалась.
— Разорить меня замыслил, — с трудом уздая гнев, говорил заводчик. — Горючий камень нашли! Золото обнаружили! Серебро открыли! Знаешь ли ты, что казна такую лапу на меня наложит, что дух вон!.. Показывали образцы? — успокаиваясь, спросил он.
Ипанов выложил на стол два мешочка и кусок угля с Полуденного Кизела. Лазарев кинул мешочки в сундучок, уголь — в камин, велел позвать Дрынова, хрустнув пальцами, в упор посмотрел на Ипанова:
— В неволе дни свои окончить рискуешь. Смотри!
Гиль уютно сидел на маленькой бархатной пуфке, скрестив коротенькие крепкие ноги.
— Я бы, сэр, мушичков убрал, а бабу Мосейки Югоуа женил на парнишечке-мальчишечке…
— Тебе бы только зубы скалить, — отмахнулся от него Лазарев.
— Русский мушик — бунтовщик.