Господь хранит любящих
Шрифт:
Она молча кивнула.
— Это невозможно. Ты убила, из своекорыстных и низких мотивов ты убила двух человек, за это тебе нет прощения.
— Ты говоришь, что любишь меня. Как же ты можешь уйти, если ты меня любишь?
— Я больше не люблю тебя, — ответил я.
Кабина остановилась перед мачтой. Я поспешил успокоить:
— Не бойся, это они останавливают из-за бурана. Сейчас она двинется дальше.
И действительно, гондола осторожно и медленно миновала опору и дальше пошла быстрее.
Все больше темнело.
— Конечно, я люблю тебя, — сказал я. — Поэтому я тебе и помогаю, поэтому я здесь. Но я больше не могу быть с тобой вместе, я боюсь тебя, я вижу, что действительно совсем тебя не знаю. Я люблю твое лицо, твой голос и твои руки. Но твои руки убивали, твой голос лгал мне, твое лицо обмануло. Я в полном смятении, но одно я знаю точно: я больше не хочу иметь с тобой ничего общего.
— Какой ты правильный, — горько сказала она. — Какой порядочный, какой великодушный. Какие великолепные речи ты говоришь. Как это благородно звучит.
Я спросил:
— А что бы ты сделала на моем месте?
Она вдруг заплакала:
— Я не это имела в виду. Мои нервы совсем никуда не годятся. Ты полностью прав. Но, пожалуйста, пожалуйста, останься со мной! Не бросай меня! Я тебе все объясню!
— Больше нечего объяснять.
— Нет, есть… Ты еще не все знаешь… — Она заговорила быстрее. — Петра тебе не все рассказала… Она не могла тебе рассказать всего… Я скажу тебе, как все было…
Крохотная кабинка раскачивалась и робко принимала боковые удары, ролики на канате скрипели, стало совсем темно.
— Тут мы равны, — сказал я. — Вытри глаза, Сибилла.
Дрожащей рукой она вытерла глаза и сказала:
— Я сделаю все. Я пойду в полицию и сама дам показания, только останься со мной.
— Ты и в те времена не пошла в полицию.
— Потому что я надеялась, что меня не найдут. Десять лет все шло так хорошо, правда ведь? — Она произнесла это тоном несчастного ребенка. — Я все время молилась Богу.
— Об этомты молилась.
— Да, — ответила она. — Говорят, Он отпускает все грехи.
— Я больше не желаю говорить о твоем Боге, — сказал я.
Гондола скользнула в здание верхней станции. Здесь горел электрический свет. Зепль, здоровый баварец в шортах, открыл кабину и поздоровался. Возле него стоял арендатор.
— Здравствуйте, господин Ольсен. Позвольте представить вам мою жену.
Ольсен поцеловал Сибилле руку. Он был очень милым и, когда смущался, краснел. У него была совсем юная жена.
— Рад, что вы снова нас посетили, господин Голланд! К сожалению, погода не слишком хорошая.
Короткой дорогой, через снег и облака,
— Мы единственные гости?
— Почти, господин Голланд. Здесь еще две дамы. — Он поспешно добавил: — Можете выбрать себе комнату, выбор богатый.
— К сожалению, я сегодня же должен вернуться обратно.
— О-о-о, — разочарованно протянул он.
— Моя жена побудет здесь несколько дней. Я вернусь забрать ее.
Внезапно Сибилла остановилась прямо в снегу и безудержно расплакалась.
— Господи Боже мой… — Ольсен в испуге посмотрел на меня.
— Извините, — сказал я, — моя жена нуждается в отдыхе.
Он смущенно спросил:
— Кто-то умер?
— Да, — ответил я, — внезапно умер очень близкий ей человек.
25
С фасада дом был выстроен полностью в баварском стиле: много дерева, узкие балконы и низко спускающиеся скаты крыши. Интерьер имел признаки некоторой роскоши: старинные гравюры, хорошие ковры и античную мебель. В холле стояло несколько резных фигурок святых.
Ольсен провел нас сразу на второй этаж. Он отвел нам номер, в котором я давным-давно жил с девушкой, которая сбежала. Здесь была прихожая и душ. На белых стенах висели две головки ангелов. Массивные кровати стояли напротив окна, занимавшего всю стену.
Опуская шторы, Ольсен грустно сказал:
— Когда погода хорошая, отсюда видны Баварские Альпы и Швейцария.
Сибилла уже успокоилась. Она ответила:
— Погода меня не волнует, господин Ольсен.
Странный стон раздался довольно громко.
— Что это?
— Центральное отопление, — сказал я.
— Это ветер, господин Голланд, — ответил молодой симпатичный арендатор. — Будет буран. — Он потерянно добавил: — Вы знаете, что моя жена ждет ребенка?
— Рад за вас.
— Мы тоже радовались, господин Голланд. А теперь все идет к тому, что владельцы закроют отель. Что мы тогда будем делать? Я уже вложил собственные деньги.
Снова до нас долетел жалобный стон ветра, тоненький, полный муки и одиночества. Штора заколыхалась. Я подумал: мне пора уезжать. Ольсену я сказал в утешение:
— Не беспокойтесь, эти люди так богаты!
Это в действительности было так. Я слышал одну историю, которая свидетельствовала об их богатстве. На Рейне они держали скаковых лошадей. Как-то на пробу они послали на Рейн немного сена с южного склона «Небес». Оказалось, что рейнским лошадям баварское сено пришлось по вкусу больше, чем родное. С тех пор накошенное на южном склоне сено регулярно отправляется в Дюссельдорф воздушным фрахтом.