Господь
Шрифт:
2. Путь в Иерусалим
Если бы перед Новым Заветом был поставлен вопрос, что такое человек, то ответ был бы дан словами апостола Иоанна: то существо, которое «так возлюбил Бог... что отдал Сына своего Единородного» (Ин 3.16)... Но этот ответ сразу же дополнился бы другим:
то существо, которое дошло до того, что убило Дарованного ему. Столько слепоты, столько зла и разрушительных истинктов было в человеке, что его хватило на то, чтобы погубить Христа. Но если бы кто-нибудь возразил: Что общего у тех людей со мной? Какое мне дело до Анны и Каиафы?
– то этим он показал бы, что не имеет представления об общей ответственности, связывающей всех людей. Уже и по естественной исторической связи каждый отвечает за всех, а все должны нести бремя одного; тем более это верно, когда речь идет о великой общности вины и искупления.. . Но на тот вопрос Писание дает еще и третий ответ: человек - это то существо, которое отныне живет, исходя из судьбы Христа. На нем по-прежнему почиет любовь Божия, но на нем же лежит и ответственность за то, что ей пришлось идти путем смерти.
После того, как Матфей в двенадцатой главе
«Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы-пророка. Ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи. Ниневитяне восстанут на суд с родом сим, и осудят его: ибо они покаялись от проповеди Иони-ной; и вот, здесь больше Ионы. Царица Южная восстанет на суд с родом сим, и осудит его; ибо она приходила от пределов земли послушать мудрости Соломоновой; и вот, здесь больше Соломона» (Мф 12.39-42). Возможность грядущего отвержения и смерти уже бросает свою тень на эту сцену. Мы еще увидим, что означает пророческое прозрение еще не случившегося. Та же мысль появляется в начале шестнадцатой главы. Здесь противники также требуют знамения, Он же отвечает: «Вечером вы говорите: «будет ведро, потому что небо красно»; и поутру: «сегодня ненастье, потому что небо багрово». Лицемеры! различать лице неба вы умеете; а знамений времен не можете? Род лукавый и прелюбодейный знамения ищет, и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы-пророка. И, оставив их, отошел» (Мф 16.2-4).
В том, как Он пребывает в мире и как развиваются Его отношения с людьми, заложена и все сильнее выступает возможность, даже необходимость, гибели. Это то «должное», о котором Сам Иисус говорит несколько раз. Например, там, где Он упоминает о крещении, которым Он «должен креститься»: «и как я томлюсь, пока сие совершится!» (Лк 12.50). Это же «должное» прорывается и в тексте от Матфея (16.21), о котором сейчас пойдет речь. Что это означает? Можно было бы подумать, что это та необходимость, которая развивается из существующего положения, когда последствия совершенных действий, слов и поступков - все ведет к концу. Таким образом, катастрофа может стать неминуемой. Однако Христос ведет Себя совсем не как человек, вокруг которого назревает катастрофа. Тот искал бы иных путей для достижения своей цели: или обратился бы в бегство, или приготовился бы со всей энергией отчаяния погибнуть с честью. Ничего подобного с Иисусом не происходит. Ему легко было бы бежать, но Он об этом и не помышляет. О каких-либо других средствах для привлечения народа нельзя найти ни одного слова, но нет также и признаков отчаяния. Путем, которым Он шел до сих пор, Он продолжает идти неуклонно. Он исполняет Свою миссию, не отступая ни на шаг, и становится ясно, что, начиная с определенного момента, Он хочет смерти. Он говорит ей «да» и придает ей бесконечный смысл, исходящий из Его посланничества; в нее облечется искупительная воля Божия.
В шестнадцатой главе Евангелия от Матфея говорится: «С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим, и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть у биту, и в третий день воскреснуть» (21). В семнадцатой главе: «Во время пребывания их в Галилее, Иисус сказал им: Сын Человеческий предан будет в руки человеческие; и убьют Его; и в третий день воскреснет. И они весьма опечалились» (22-23). В двадцатой главе: «Восходя в Иерусалим, Иисус дорогою отозвал двенадцать учеников одних, и сказал им: вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть; и предадут Его язычникам на поругание и биение и распятие; и в третий день воскреснет» (17-19).
Эти слова не нуждаются в истолковании. Пожалуй, сказать надо только одно: готовность Иисуса принять на Себя эту «необходимость» не имеет ничего общего ни с отказом от самого себя, ни с отчаянием, - равно как и с энтузиазмом или дионисийским влечением к гибели. Здесь заявляет о себе непреклонная воля, исходящая из самого глубинного средоточия. Но эта воля ужасна. Иисус не был холодным сверхсуществом. Он был так человечен, как никто из нас. Если мы знаем человека, природа которого отличается необыкновенной чистотой, а сердце так сильно и нежно, что до самых глубин его существа проникают любовь, и радость, и страдание, - подумаем о нем и уверим себя, что он все-таки еще туп, что его взгляд еще мутен и характер суров, ибо и в нем есть греховность. Он же, «Сын Человеческий», был совсем чист, не был ослаблен ничем злым, был открытым и любящим в самой своей основе. Глубина, сила, способность страдать были в Его существе безграничны... И все, что с Ним происходило, происходило в бесконечности Его Божеского бытия. Каким до неумолимости ясным было все для Него, озаренное беспощадным светом неотразимой истины. До какого последнего предела та воля должна была пронизать всякое желание! Какой бездонный смысл, исходящий из той вечности, должен был изливаться в Его мышление и в Его ощущения! Как должно было пылать сердце любовью, поднимавшейся оттуда, - настолько, что нельзя понять, как могло оно ее выдержать... Если все это было так, то чем же были страсти Иисуса: Бог как таковой не может страдать - но ведь в Иисусе страдал Бог! Воля Иисуса без колебаний принимает страдание, но Он содрогается от бесконечной силы боли. Это показывает продолжение первого из приведенных текстов: «Отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою. Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн; потому что думаешь не о том, что Бо-жие, но что человеческое» (Мф 16.22-23). Воля к жертве
Но почему Иисус говорит о предстоящем? Может быть, Он все же хочет его предотвратить? Или найти помощь? Или по крайней мере облегчить Свое сердце? Евангелия показывают нам, как Он пытается открыться своим, как Он желает - после того как вожди и народ отвергают Его, - чтобы хоть они были с Ним и поняли, во что выливается теперь Его посланниче-ство. С последним потрясающим выражением этого желания мы сталкиваемся тогда, когда Он в Гефсима-нии оставляет большую часть учеников, трех из них берет с Собою, говорит им, чтобы они подождали Его, и уходит дальше один - а они засыпают: «И приходит к ученикам, и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною?» (Мф 26.40 слл.). У Луки же сказано раз и навсегда: «Когда же все дивилось всему, что творил Иисус, Он сказал ученикам Своим: вложите вы себе в уши слова сии: Сын Человеческий будет предан в руки человеческие. Но они не поняли слова сего, и оно было закрыто от них, так что они не постигли его; а спросить Его о сем слове боялись» (9.43-45). Три раза сказано, что они не поняли, а в четвертый говорится, что у них не нашлось даже смелости спросить. Какое одиночество!
В 21-й и 22-й главах Матфей передает обвинения, которые Христос бросает фарисеям: в решающий час они оказываются несостоятельными, они противятся Богу и Его Посланцу и уничтожают беспредельную возможность. В этой связи появляется притча об арендаторах виноградника, которые отказываются платить хозяину арендную плату и расправляются с его посланными, пока он не отправляет к ним своего сына, предполагая, что к нему они отнесутся с почтением. А они говорят: «Это наследник; пойдем, убьем его, и завладеем наследством Его. И, схватив его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? Говорят Ему: злодеев сих предаст злой смерти; а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои» (Мф 21.38-41). Виноградник-это народ. Арендаторы-поставленные Богом руководители. Сын - это Он. С Ним они сделают то, о чем сказано в притче.
А затем прорывается осознание того, что это означает, и что воля Божия может, конечно, пойти другим путем, но не может быть отменена. «Иисус говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: «камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла; это от Господа, и есть дивно в очах наших?» Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его. И тот, кто упадет на этот камень, разобьется; а на кого он упадет, того раздавит» (Мф 21.42-44). «Краеугольный камень», сказано здесь, но, может быть, нам лучше говорить о «замке свода». Это тот камень, который должен замыкать собою свод возрожденного человеческого существования, искупленного мира. Его они отвергают. Поэтому камень падает, но горе тому, на кого он упадет. Свод в своей таинственной свободе остается незавершенным. Но камень становится фундаментом, тем основанием, о котором Павел говорит, что не может быть положено другого, кроме положенного (1 Кор 3.11). Храм в смысле той первой бесконечной возможности не будет воздвигнут. Но от фундамента начинается строительство ввысь, навстречу грядущему Царству.
Как глубоко это переживает Иисус, показывает случай с матерью сыновей Зеведеевых, когда она приходит и домогается для них почетных мест в Царстве. «Он сказал ей: чего ты хочешь? Она говорит Ему: скажи, чтобы сии два сына мои сели у Тебя один по правую сторону, а другой по левую в Царстве Твоем. Иисус сказал в ответ: не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь? Они говорят Ему: можем. И говорит им: чашу Мою будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься; но разрешить сесть у Меня по правую сторону и по левую - не от Меня зависит, но кому уготовано Отцем Моим» (Мф 20.21-23). Его чаша - это Его судьба. «Чаша» - это то, что подается, преподносится. В ней напиток бытия-и часто это питье смерти. То, что должно произойти, теперь подается Ему Отцом. То же слово появляется опять в последнюю ночь: «Отче Мой! если возможно, да минует меня чаша сия; впрочем не как я хочу, но как Ты» (Мф 26.39).
Как переплетается то, что угодно Богу, и то, чего не должно было бы быть, как добро и зло перемешиваются в ходе событий, в конце концов осуществляющих волю Божию, —это нам показывает другой отрывок Евангелия: «В тот день пришли некоторые из фарисеев и говорили Ему: выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя. И сказал им: пойдите, скажите этой лисице: се, изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу. А впрочем Мне должно ходить сегодня, завтра и в последующий день, потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима» (Лк 13.31-33). Сначала здесь появляются странные слова об Ироде. В них таится какое-то знание и нечто презрительное. Затем-таинственное «сегодня и завтра и в третий день»: это не надо понимать буквально, но как «сегодня и завтра и третий день» человеческой жизни и человеческого дела вообще. Сразу за этим опять: «сегодня, завтра и в последующий день Мне должно ходить» - идти путем Своей судьбы. Наконец, страшный закон, ужасающее таинство жестокой необходимости: «потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима». Иерусалим убивал всех, Кого Бог посылал к народу, - об этом Иисус говорит и по другим поводам: намеком - при соблазне в Назарете (Лк 4.24), и открыто, когда пророчит беды за пролитие крови Божиих вестников. (Мф 23.34-36). Потом Иерусалим украшал их гробницы и приписывал себе их славу. Эта страшная закономерность будет существовать и впредь. Он не смог уничтожить ее Своим любящим словом. Сделать это Он может только, подчинив Себя ее последствиям и их претерпев.