Господь
Шрифт:
На Тайной Вечере Иисус учреждает тайну Евхаристии, обетование которой Он дал уже в Капернауме (Ин 6). Она - жертва и таинство вместе, мистерия новой общности, глубинная тайна нового Завета (Мф 26.26-29). Вокруг нее строится Церковь. Ее свершение есть биение ее живого сердца (ср. Деян 2.46).
После Воскресения, в знаменательный час у озера, Иисус обращает к Петру вопрос: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня?» Трижды спрашивает Он. Трижды Петр отвечает, болью и стыдом искупая свою измену. Трижды он внемлет поручению: «Паси агнцев Моих... паси овец Моих». Это - тоже Церковь. Некогда Иисус сказал Петру: «Ты камень». И потом: «Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих» (Лк 22.32). Теперь же: будь пастырем над агнцами и овцами - пастырем над всей землей, где есть и большие, и малые, и сильные, и слабые. Опять это - Церковь,
Что означает Церковь в понимании Иисуса? Ответить на этот вопрос не просто. Но это не должно нас пугать - ведь мы все время стараемся отбросить ту ложную простоту, которая представляет собой не что иное, как кажущуюся понятность издавна привычных представлений. Мы хотим испытать новизну веры, возникающую тогда, когда у человека открываются глаза на то новое для всех времен, что есть во Христе. В этом нам должна помочь мысль, все время повторяющаяся в наших заметках, а именно: что в жизни Господа, действительно, было принято решение. Его бла-говествование не было принято, и неизменная искупительная Божия воля избрала путь через страдание. И мы ставим себе вопрос: появилась ли бы Церковь, если бы народ открылся Господнему благовествова-нию?
Наш религиозный индивидуализм мог бы побудить нас сказать «нет». Человек в отдельности обратился бы к Господу, во Христе он был бы непосредственно связан с Отцом, ничто не стояло бы между душою и Богом, открывающимся во Христе. Но это не так. Мы помним «первую и наибольшую заповедь» (Мф 22.37-39). Она требует от христианина любить Бога всеми своими силами, а ближнего своего - как самого себя. Оба требования составляют единое целое. Невозможно любить Бога и не любить ближнего. Любовь - это один сплошной поток, идущий от Бога ко мне, от меня к ближнему, от ближнего к Богу. Это уже не индивидуализм, а живая связь - и не только с близким мне отдельным человеком: поток должен течь ко всем. Иисус увещевает однажды отказаться от властолюбия: никто не должен называться отцом или учителем - один у вас Отец, Тот, Который на небе, один у вас учитель, Христос, а вы - братья (Мф 23.8-12). Здесь говорится о христианском «мы». Верующие должны быть объединены в братской общине. Это - Божья семья, в которой все - братья и сестры и един Отец. Павел впоследствии выражает эту мысль с большой проникновенностью, говоря о Христе, что Он «первородный между многими братиями» (Рим 8.29). Эта связь и выражается в этике Нагорной проповеди, и она становится молитвой в «Отче наш».
Все это - уже Церковь. Иоанн, так глубоко осознающий внутреннее единство христианского существования, в своем Послании говорит об этой жизненной общности словами, целиком исходящими из духа Христова.
Достаточно ли этого? Того, чтобы отдельные люди были повсюду связаны во Христе с Отцом, а между собою - святым братством? Является ли Божья семья пределом? Мы уже неоднократно видели, что те, к кому обращается Иисус, - это и не отдельные люди, и не человечество вообще, а определенная историческая реальность, избранный народ, со всем, что с ним связано: избранничеством, следованием, верностью и отпадением. Этот народ должен сказать свое слово. Решение должно положить начало новому искупленному существованию. То, что тогда объединится в вере, вновь станет «народом». Уже не прежним, каким создала его природа, - новый союз должен существовать в духе, - но все же фактором истории. Таким образом, в духе вновь выступает народ, «Новый Израиль», о котором говорит Послание к Галатам (4.21-26), «царственное священство, народ святый», согласно Первому Посланию Петра (2.9).
Это - опять Церковь: историческая реальность со своей судьбой и ответственностью, что диктует Божьей семье необходимость нового решения. Эта Церковь призвана быть в истории, излучать свою силу, вовлекать в себя, преобразовывать. Слагаясь из представителей самых разных народов,
Но не в бесформенном виде, не как результат энтузиазма. Двух мнений быть не может: во всем этом были апостольский сан и посланничество, власть и послушание, различие служении, таинство и участие, -иначе говоря, это было упорядоченное целое и тем самым воистину Церковь. Это было высказано уже тогда, когда Апостолы посылались на проповедь, т.е. еще до того главного решения. Об этом говорит и Павел, упоминая о множественности членов в одном теле, о многих дарах в одном Духе, о разнообразии проявлений органического единства (см. в особенности 1 Кор 12.14).
Это та же мысль, которая появляется в притче о единой виноградной лозе и многих гроздях (Ин 15.1-8). Не следует также забывать и того образа - Нового Иерусалима, который появляется в пророчестве о мессианском Царстве (Ис 65.17). Непосредственно под этим понимается действительный город, но затем он превращается в нечто более высокое - в святой город Мессии. В Послании к Галатам Павел также говорит о нем, о горнем Иерусалиме, который свободен в вере и благодати и в свободе рождает своих детей, тогда как старый Иерусалим пребывал в несвободе плоти (Гал 4.21-26). В Апокалипсисе же этот образ становится сияющим. Здесь Иерусалим - небесный город, единство святого человечества (21.9-27). Здесь Церковь вновь выступает как упорядоченная община, как осмысленно устроенная общая жизнь, как властная над историей сила. Это понятие становится предельно проникновенным.
Церковь же, какой мы ее знаем теперь, - такова ли она, какой была бы при открытом пришествии Царства Божия?
Церковь должна была быть - Иисус не хотел индивидуалистической веры. Но конечно, это должна была быть Церковь доверия, свободы и любви. Это не означает «духовной Церкви», которая не была бы телом, которая не могла бы действительно войти в историю. Всегда существовали бы иерархия и порядок, служение и различия в полномочиях, ведущие и ведомые, священство и миряне, авторитетное учение и послушное принятие, - но в свободе, доверии и любви. Однако затем произошло второе грехопадение, бунт против Сына Божия, и вследствие этого Церкви грозит опасность неправильной трактовки святого порядка как «закона» и злоупотребления им.
Что же такое Церковь сегодня?
Полнота благодати, действующей в истории. Тайна единства, в которую Бог через Христа вовлекает творение. Семья детей Божиих. Начало нового, святого народа. Основание святого города, который некогда станет явным... Но вместе с тем в ней присутствует опасность несвободы, «закона». Говоря о Церкви, мы не должны делать вид, будто бы нет ничего плохого в том, что Христос был отвергнут и пострадал. Это плохо. Искупление должно было произойти не так. Произошло оно так по вине людей, и последствия этого ощутимы в христианском существовании. У нас нет ни той Церкви, которая могла бы возникнуть тогда, ни той, которая некогда будет. У нас есть Церковь, несущая на себе следы того трагического решения.
Тем не менее она остается тайной Нового Творения. Она - мать, все время рождающая небесную жизнь. Между ней и Христом царит бесконечная мистерия любви. Она Его невеста. Там, где Павел говорит о тайне христианского брака (Еф 5.32), он трактует ее как часть всеобъемлющей тайны — между Христом и Церковью. Правда, об этом нельзя говорить легкомысленно, ибо это действительно «трудно постигнуть», и брак становится в этой тайне не более понятным, но еще более загадочным. Церковь есть святой народ человеческий - семья Божиих детей, собранная вокруг первородного Брата, - святой город, конечное откровение которого описывает Апокалипсис. И как сияет мистерия предельной красоты и любви, когда вдруг из блистающего горнего града является Невеста, нисходящая навстречу Жениху!...