Господа офицеры и братцы матросы
Шрифт:
А не спаси я его… был бы вроде убивца…» Только что это он рассказал мне и переоделся, как зовут Теплякова к капитану… Этак минут через десять вернулся он в расстройке… «Ну, что он тебе говорил? – спрашиваю. – Благодарил?» Тепляков все в подробности и обсказал, как Никандра Петрович, увидавши его, смотрел во все глаза и спросил: «Ты… ты меня спас?» А Тепляков ему: «Точно так, вашескобродие!» – «Ты?» – опять спросил Никандра Петрович. А Тепляков снова: «Точно так, вашескобродие!..» И после того Ястреб заплакал и сто рублей предлагал. Однако Тепляков отказался. «Я, говорит,
– Ну и что же, после этого переменился капитан?
– Совсем другим человеком стал… Ни этого боя не было… ни шлифовки…
– И не было наказаний?..
– Как не было… были. Без взыска нельзя, но только наказывал не зря и редко… И ожесточенность прошла… Вот каким родом матросик выправил Никандру Петровича… Небось редко такие дела бывают, а все-таки бывают!
Случай такой подошел… Вот только мне случая не было, вашескобродие, – неожиданно заключил Дмитрия.
Скоро мы встали и молча побрели домой».
Непростыми бывали порой и отношения даже у лучших друзей, если между ними вставала любовь.
Но офицеры российского флота имели мужество и тогда сохранять свою дружбу, невзирая на все перипетии судьбы.
Давняя эта история сколь возвышенна, столь и романтична. В ней переплелись долг и верность, любовь и дружба. К тому же все происшедшее в ней овеяно дымом севастопольских бастионов, и это тоже далеко не случайно. Где, как не в Севастополе, да еще в эпоху великой обороны, могла случиться история дружбы двух морских офицеров, достойная Ореста и Пилада!
Они были однокашниками по морскому корпусу. Их койки в спальной камере всегда стояли рядом. Неизменно делили они нехитрый стол, учебную скамью. Вместе начали и свою флотскую службу. Звали же их Николай Кузьмин-Караваев и Александр Жандр.
Еще мичманами познали два друга ярость абхазских десантов и неистовость прикавказских штормов. Черноморский флот воспитывал офицеров сурово, но делал при этом из них настоящих моряков, таких, кому не страшны ни буря, ни абордаж. Чередовались корабли, менялись звания, но, как и прежде, оба офицера оставались верны своей дружбе. В конце сороковых годов XIX века пути Кузьмина-Караваева и Жандра несколько разошлись. Первый был старшим офицером на пароходо-фрегате «Громобой», второй – флаг-офицером у Корнилова.
Обоим выпало судьбой быть и в Синопском сражении. Жандр вместе с Корниловым на пароходо-фрегате «Одесса» участвовал в знаменитой погоне за турецким «Таифом». Кузьмин-Караваев же отличился, сражаясь на палубе линейного корабля «Париж». Наградой храбрецам стали ордена Святого Владимира.
А затем к обоим пришла любовь – настоящая, та, что бывает лишь раз в жизни. На одном из вечеров в Севастопольском морском собрании неразлучные друзья познакомились с очаровательной Сашенькой Богданович, младшей дочерью одного
Богдановичи славились в Севастополе своим хлебосольством. У старого адмирала было пять бравых сыновей, все как один флотские офицеры, и дочь. А потому в просторном доме на Екатерининской всегда стоял шум и гам. Адмирал любил бывать в кругу молодежи и всегда держал двери открытыми для многочисленных друзей своих детей.
Надо ли говорить, что Жандр с Кузьминым теперь почти каждый свободный от службы вечер старались попасть под разными предлогами к Богдановичам с одной-единственной целью: увидеть свою неповторимую Сашеньку.
Несть числа примеров, когда любовь рушила, казалось бы, самую крепкую мужскую дружбу. Но здесь вышло по-иному. Признавшись друг другу в своих чувствах к Сашеньке, лейтенанты решили:
– Пусть свой выбор сделает она сама!
Меж тем над Крымом уже сгустились тучи скорого нашествия. Богдановичи отъезжали в тыловой Николаев, куда в те дни отправлялись многие семьи севастопольских офицеров. В коляску у дома уже грузили последние узлы, когда подле нее показались два друга. Волнуясь, оба признались девушке в любви.
– Милая Александра Васильевна! – склонили они свои головы. – Мы готовы подчиниться любому вашему решению!
– Мне очень трудно сделать свой выбор, – ответила им растерявшаяся Сашенька. – Впрочем, сейчас война, а потому я выйду замуж за храбрейшего из вас.
– Мы будем достойны этой чести! – ответствовали друзья-лейтенанты и откланялись.
А затем были одиннадцать месяцев Севастопольской обороны, когда каждый миг мог оказаться последним. Будучи верными своему слову, друзья на деле доказали, что достойны именоваться храбрецами.
Всю оборону с первого до последнего дня провел на бастионах лейтенант Кузьмин-Караваев. Бомбардировки и ночные вылазки, штурмы и штыковые контратаки – все было за это время. Смерть не раз оказывалась с ним совсем рядом, но судьба оберегала достойного. Одиннадцать ран получил лейтенант. Но каждый раз он упрямо возвращался к орудиям. Одним из последних перешел он со своими матросами и на Северную сторону после отчаянных схваток за Малахов курган. Георгиевский крест и золотое оружие «За храбрость» отметили его участие в Севастопольской обороне.
Жандр в начале обороны состоял при вице-адмирале Корнилове. Именно он был рядом с ним в роковой день первой бомбардировки, именно он принял на руки смертельно раненного Корнилова и закрыл ему глаза…
После похорон вице-адмирала Нахимов приказал Жандру сообщить скорбную весть семье покойного. Корниловы, как и Богдановичи, жили тогда в Николаеве. Естественно, что, исполнив свое скорбное поручение, Александр Жандр встретился и с Сашенькой Богданович. Что повлияло в этот раз на решение девушки, мы не знаем. Скорее всего, в глубине сердца ей все же и раньше больше нравился именно Жандр. Как бы то ни было, но, спустя несколько дней, Сашенька объявила лейтенанту о своем согласии идти с ним под венец. Тогда же состоялась и скромная свадьба.