Господа офицеры и братцы матросы
Шрифт:
Весьма своеобразно наградил вернувшегося с Дальнего Востока капитана первого ранга Григория Невельского и император Николай Первый. Дело в том, что к этому времени на Невельского было написано несколько доносов о его самоуправстве – самовольном устройстве русских постов в устье Амура и поднятии там Андреевского флага.
– За неслыханное своеволие разжалую тебя в матросы! – такими словами встретил император оторопевшего офицера.
Затем, выдержав паузу, Николай подошел к карте империи и, ведя пальцем к Тихому океану, произнес:
– А здесь ты уже мичман, тут лейтенант, здесь капитан второго ранга, тут капитан первого ранга, ну, а в устье Амура уже и контр-адмирал! Поздравляю контр-адмиралом!
Так Невельской в один день был и разжалован до матроса, и в одну минуту, пройдя все офицерские чины,
В целом, эпоха парусного флота не баловала наградами ни офицеров, ни матросов. Человеческая жизнь в ту пору стоила не столь дорого, а потому и на переносимые лишения, как и на совершаемые подвиги, смотрели как на само себя разумеющееся. Увы, все это очень грустно, но так было.
Глава вторая
Батоги и кошки
Любая военная организация помимо награждений, имеющих весьма мощный стимул в улучшении качества службы, всегда использует другой, не менее мощный стимул – систему наказаний. Не чужд извечной политики кнута и пряника был и российский парусный флот.
Как правило, военно-морские судебные заседания в XVIII – первой половине XIX века по старой мировой морской традиции проводили на борту одного из стоящих в порту линейных кораблей, хотя на берегу было бы гораздо удобнее. Начало судебного заседания обозначалось выстрелом пушки. Завершение заседание и оглашение приговора также обозначалось пушечным выстрелом и соответствующим флажным сигналом.
Система наказаний, постоянно совершенствуемая со времен Петра Великого, к концу эпохи парусного флота была весьма разнообразна и включала: смертную казнь через повешение и расстрел, привязку к позорному столбу, имитацию расстрела с последующей ссылкой на каторгу и одновременным лишением дворянства, чинов и состояния, ссылку на каторгу, но без позорного столба и имитации расстрела, разжалование в матросы (от недели до нескольких лет) – до указа, до выслуги, а в исключительных случаях и навечно, разжалование – понижение в чине на одну или несколько ступеней от нескольких месяцев до нескольких лет, изгнание со службы, изгнание со службы с взятием у выгнанного его крепостных в рекруты, перевод в армию с понижением в чине на несколько ступеней, ссылку на поселение с увольнением от службы, увольнение без пенсии, без присвоения очередного чина, единовременный штраф или вычет части жалованья за определенное время, незачет определенного времени службы к выслуге ордена, пенсии, пропуск в присвоении очередного чина.
Разумеется, подавляющее большинство этих наказаний применялось к офицерам. Для матросов перечень был куда проще и суровей. Помимо смертной казни и каторги, существовали еще арестантские роты (что было ненамного лучше каторги) и достаточно изощренный список традиционно морских наказаний, как то купание с райны, килевание. Однако наиболее распространенным наказанием всю эпоху парусного флота оставалась самая банальная (но от этого не самая гуманная) порка линьками и кошками.
Весьма сурово всегда относились к тем, кто недобросовестно выполнял свои служебные обязанности. «Кто на вахте найден спящим», то офицер в данном случае разжаловался на месяц в рядовые, а матрос спускался трижды с райны. За непрофессионализм, плохое содержание своего заведования, порчу казенного имущества матросов попросту лупили, офицеров же штрафовали и лишали преимуществ в получении очередного чина.
Впрочем, порой их даже за весьма большие оплошности могли только пожурить. Вот типичный случай. На эскадре вице-адмирала Сенявина во время пушечной салютации оторвало сразу у четырех матросов по руке, а один упал за борт и утонул. Николай Первый немедленно распорядился: «Велеть старших артиллерийских офицеров там, где случилось, арестовать на неделю. Командирам судов сделать строжайший выговор, ибо их небрежению к обучению людей и к должности приписываю столь несчастное происшествие…»
О нравах, царивших
При первом прочтении уголовных статей петровского Морского устава вообще поначалу берет оторопь – столь страшны и безжалостны наказания за, казалось бы, и не такие уж большие прегрешения. На самом деле в полной мере «смертельные статьи» применялись относительно редко. Устав во многом должен был играть воспитательную роль. Ежедневно после вечерней молитвы и поверки дежурный офицер читал матросам эти статьи, и те должны были проникнуться пониманием того, что служить следует хорошо и не доводить начальство до белого каления.
Анализ послужных списков морских офицеров XVIII века показывает, что в отношении старших начальствующих лиц (штаб-офицеров и адмиралов) сроки наказаний часто сокращались, а то и отменялись. Нередко царствующая особа попросту накладывала резолюцию: «Простить». В отношении рядового офицерства решения суда выполнялись, как правило, более строго, хотя и здесь высшие инстанции нередко смягчали или даже отменяли приговоры военных судов.
Вот достаточно типичный пример из жизни нашего флота середины XVIII века. События произошли в 1753 году на фрегате «Ягудиил» под командой лейтенанта Льва Пальчикова в составе эскадры Балтийского флота.
У острова Гогланд во время «крепкого ветра» фрегат получил повреждения рангоута. Корабельный секретарь Николай Титов, бывший в тот момент на вахте, и мичман Михаил Платцов спустились к капитану в каюту, чтобы доложить ему о случившемся и получить необходимые указания на дальнейшие действия. Там они застали лейтенанта Пальчикова, который пьяный валялся в кровати. Не выслушав офицеров, пьяный командир обматерил Титова, а потом матюгами выгнал обоих. После этого Титов отказался нести вахту и передал Пальчикову с рассыльным его приказ о своем назначении на вахту. Некоторое время спустя мичман Платцов отправился на флагманский корабль, где подал жалобу на поведение командира. Вернувшись оттуда, он прибыл к капитану и доложил о своих действиях. Пальчиков грязно обругал его «за поведение» и велел идти на шканцы. Поднявшись на шканцы вслед за своим офицером, пьяный Пальчиков продолжил там выяснение отношений. При матросах он снова обматерил Платцова, а потом и вовсе ударил его кулаком в лицо. Впрочем, и Платцов в долгу тоже не остался. Драка лейтенанта с мичманом происходила на глазах всей команды. Когда матросы кое-как разняли дерущихся начальников, Пальчиков велел им принести кошки, снять портки с мичмана и выпороть его как Сидорову козу. Матросы, однако, этого не сделали, побоявшись бить дворянина. Тогда Платцов был арестован командиром и посажен под арест. По прибытии в порт Титов и Платцов подали «доношение» на капитана, а тот, в свою очередь, на них – «о взаимно учиненных обидах».
Следственная комиссия приговорила всех трех к смертной казни. «Умертвен» – так значится в документе. В «Общем морском списке» факт казни лейтенанта Пальчикова, однако, отсутствует. Зато там имеются данные, что в 1756 году «умертвенный» Пальчиков стал капитан-лейтенантом, а в 1761 году выбыл с флота. По-видимому, осужденного на казнь просто достаточно долго мурыжили в тюрьме, решая: казнить или помиловать, а затем все же помиловали, да еще восстановили в чине за понесенные лишения. Что касается Титова и Платцова, то их держали около года в застенке «в железах». После долгих разбирательств судьи в конце концов вынесли обоим оправдательный вердикт, «вменяя им в штраф не подлежащее по сентенции приговоренное к смерти претерпение и содержание в аресте скованна», освободить и определить в команду с прежними их рангами».