Господин канонир
Шрифт:
— Идея-то была хорошая, но…
— Еще три дня мы не могли отбиться от рыбьих полчищ, осаждавших «Воблу». И угадай, кто первым спрятался в каюте, когда на горизонте появились акулы?..
— Ну, мне показалось, что…
Алая Шельма не дала Тренчу договорить.
— В другой раз он чуть не сжег корабль, решив, что его драгоценная одежда высохнет быстрее, если развешать ее в машинном отделении. Если бы не случайность, мы бы все сгорели.
Габерон поджал губу.
— Не преувеличивай. К тому же, я пострадал не меньше прочих. Из-за чертовой
— А еще раз мы как-то чуть не протаранили кита, — мстительно добавила капитанесса, отряхивая от пыли треуголку, — Только лишь потому, что наш вахтенный самовольно покинул пост.
Габерон придирчиво отобрал самое презрительное и высокомерное из своих выражений.
— К вашему сведению, вахтенный — это лицо корабля, капитанесса, сэр. Я не мог допустить, чтоб другие экипажи лицезрели вахтенного, одетого по моде полугодичной давности!
Обнаружив среди руин мидль-дека свой лиловый сюртук, Габерон накинул его на плечи и не удержался от горестного вздоха — тот был похож на изжеванную лиловую тряпку.
Тренч сплюнул несколько чешуек на палубу и неуверенно заметил:
— Но его план в некотором роде действительно…
— Тренч, — глаза капитанесса прищурились, — Этот человек — самый недалекий, наглый, самовлюбленный, трусливый, никчемный и ленивый канонир во все воздушном океане. Подумай об этом в следующий раз, когда он предложит очередной план. Если бы не я…
— Премного благодарен, капитанесса, сэр! — ухмыльнулся Габерон, отдав честь, — По правде сказать, вы даже преуменьшили список моих заслуг.
Капитанесса окатила его ледяным презрением. Которое не показалось приятным даже в удушающей жаре залитой Маревом палубы. Прихрамывая, Алая Шельма подошла к распростертому голему. Несмотря на то, что тот не шевелился, слепо глядя в палубу потухшим глазом, двигалась она с явственной опаской.
— Он… Готов?
— Готовее не бывает, — ухмыльнулся Габерон, — Можно посыпать луком и подавать на стол. Между прочим, чертовски крепкий сукин сын.
— Этот сукин сын украл мой приз, — капитанесса со злостью пнула ботфортом неподвижную стальную тушу. Та отозвалась негромким гулом, — Да и черт с ним. Не очень мне и нужна была эта консервная банка. И вообще, мне никогда не нравились канонерки. Думаю, Паточная Банда сможет найти корабль получше.
— Наверняка найдем, — Габерон улыбнулся своей дежурной улыбкой. Кажется, она была единственным, что не пострадало за последние сутки. Разве что немного потускнела.
Алая Шельма развернулась в сторону трапа.
— А теперь, господа, попрошу подняться всех на верхнюю палубу. Через две минуты последняя шлюпка отчаливает, с вами или без вас.
Подбородок ее был гордо поднят, но Габерон мельком заметил то, что могло ему и привидится в липком мороке Марева — улыбку на губах капитанессы.
— И с ним, — вдруг сказал Тренч.
Он стоял на прежнем месте и показывал на неподвижного
Бровь Алой Шельмы поползла вверх.
— Прости, что?
— Мы перенесем его на «Воблу», — спокойно произнес Тренч.
— Все в порядке, мальчишка просто хлебнул слишком много Марева, — поспешил сказать Габерон, но Тренч внезапно перебил его.
— Мы должны узнать, кто его создал. Кто погубил команду. Не хочу, чтоб в этом обвинили Готланд.
— Ах вот как, — Габерон почесал в затылке, — Что-то мне подсказывает, что едва ли найдешь на нем заводское клеймо. Кто бы ни испытывал эту штуку, он, кажется, отнюдь не стремился заявить о себе.
Тренч упрямо дернул плечом. И даже одно это движение было выразительнее любых гримас и любых слов.
— Если понадобится, разберу его на запчасти. Но найду.
— Приятель! Ты представляешь себе, сколько он весит?
— Используем лебедку и шкивы. Всего-то дотащить его до шлюпки.
Габерон развел руками.
— Он твой подчиненный, Ринни. Тебе и решать.
— Тащите, — устало вздохнула капитанесса, — Но разбирать его будешь на гандеке или в трюме. На худой конец из него получится недурная статуя для кают-компании. И вот еще, Тренч. Рекомендую принять душ, как только окажешься на «Вобле».
* * *
Шлюпка взмыла над Маревом медленно и неохотно — слишком уж большой груз приходилось ей нести. Но когда она все-таки оторвалась от его поверхности, затянутой легкой алой дымкой, Габерон едва сдержался, чтоб не заорать от восторга.
Небо над ними было ослепительно синим, а облака — ослепительно белыми. В царстве, в котором все цвета состояли из оттенков алого, любой другой цвет ласкал взгляд. А еще здесь был ветер. Не ленивое колебание в плотном и горячем воздухе, как внизу, а настоящий ветер — то небрежно и насмешливо треплющий по щеке, то ласкающийся, как большой кот, то презрительно шипящий на ухо.
— Если не собьемся с курса, к полудню сядем на хвост Хлопотуньи и будем идти почти до самого Порт-Адамса, — заметил Габерон, переходя на крутой бакштаг, — Дня за три управимся. Но я настаиваю, чтоб Тренч сидел на носу, подальше от меня. Его запах мешает мне ориентироваться в пространстве.
— Он и выглядит, как человек, воспитанный лососем, — вздохнула капитанесса, — Вот устроит Дядюшка Крунч мне взбучку! Заставит месяц подряд Кодекс зубрить.
— И поделом, — не удержался Габерон, — Надеюсь, ты помнишь, чем кончают рыбы, которые разевают пасть слишком широко.
Алая Шельма молча поскребла ногтем борт лодки.
— Вы были правы, — наконец сказала она, глядя куда-то в сторону, где набирающий силу ветер равнодушно гнал перед собой пушистые клочья облаков, — Нам не стоило соваться в Унию. Нечего играть с ветрами почем зря.