Господин Когито и другие

Херберт Збигнев

* * *

Женщины на нашей улице [1] были будничные и добрыетерпеливо тащили с базарабольшой букет овощейДети на нашей улицевечно мучали кошекГолуби —серенькие и кроткиев парке был памятник Поэтудети гоняли обручии разноцветный крикптицы садились на рукичитали его молчаньелетними вечерамижены привычно ждалитеплых табачных губЖенщины не умели детямсказать: вернется лии на закате городагасили огонь рукамиприкрывающими глазадетям на нашей улицесмерть досталась тяжелаяголуби падали так легкокак подстреленный воздухуста Поэтастали пустым горизонтомптицы дети и жены не могут житьв

черепках разбитого городана холодной постели пеплагород стоит над водойгладкой как память зеркалаон отражается от самого днаи улетает к высокой звездегде запах пожара такой далекийкак Илиада

1

Цикл «Три стихотворения по памяти» был послан писателю Ежи Завейскому в октябре 1950; стихотворение «Женщины с нашей улицы…», третье в цикле, в той рукописи имело посвящение: «Городу».

Красная туча

Красная туча пыли —память о том пожарекогда закатился городза горизонт землинужно разрушитьеще одну вот эту стенуеще один кирпичный хоралчтобы открытая ранамежду взглядом и воспоминаньемзарубцеваласьрабочие те что утромкофе пьют с молоком шелестят газетойотогрели дыханием рассвет и дождькоченевший так долго в умершем воздухестальным канатомнапряженным молчаньемподымают как флагосвобожденное от руин пространствоопадает красная туча пылиперелет через пустынюна высоте уничтоженных этажейвыплыли окна без рамкогда падетпоследняя вертикальрухнет кирпичный хорали поднимется из руин мечтао городе который здесь было городе который здесь будеткоторого нет

Надпись [2]

Смотришь на мои рукислабые – говоришь – как цветысмотришь на мои губыим не под силу словом объять мир– покачаемся лучше на стебельке мгновеньяупьемся ветромпосмотрим как заходят наши глазазапах увяданья прекрасней всего на светеочертанья руин смягчают больво мне огонь который мыслитветер который полнит парусруки мои нетерпеливымогутголову другаизваять из воздухатвержу я стих который хотел быперевести на санскритили на пирамиду:когда источник звезд иссякнетмы осветим собою ночькогда окаменеет ветермы приведем в движенье воздух

2

Стихотворение послано в письме к Ежи Завейскому в октябре 1949; в 1950 публиковалось в периодике.

Мой отец [3]

Отец мой был поклонник Франсакурил Отменный Македонскийи в синем дыме колыхалсясмакуя шик усмешки тонкойи я в далекие те годыотца склоненного над книгойсчитал Синдбадом Мореходомкоторому порой тоскливоБывало на ковре волшебномон улетал от домочадцевПо атласам бежали вслед мыон исчезал Но возвращалсяв туфлях домашних снова здешнийключами вновь звенел в карманежизнь шла но шла без измененийкапля по капле дни за днямиоднажды занавески снялион сквозь окно и не вернулсягрустил ли расставаясь с намиа может и не обернулсяв одном журнале иностранномя видел снимок остров дальнийу них отец мой губернаторлиберализм у них и пальмы

3

Стихотворение послано было в письме к Хенрику Эльзенбергу в июле 1952, в 1954 публиковалось среди нескольких других в альманахе молодых поэтов. Образ отца мифологизирован.

Из цикла «О Трое»

Шли по ущельям бывших улицшли красным морем пепелищи как закатом красной пыльюбыл озарен погибший городШли по ущельям бывших улицрассвет своим дыханьем грелии говорили что нескороподымется здесь первый домШли по ущельям бывших улицнадеялись найти хоть следПоет гармошкаинвалидаоб ивахи о чьих-то милыхПоэт безмолвенДождь

К Марку Аврелию

Профессору Хенрику Эльзенбергу [4]

Марк доброй ночи свет гасикнигу закрой Над головоюзвезд яркий клич звучит в ночито речью говорит чужоюнебо то варваров сигналкоего нет в твоей латынито темный страх как темный вало хрупкие брега людскиебьет Он всесилен Слышишь гулприлива Смоет твои буквыстихий неудержимый бунти рухнет мира

остов хрупкийчто ж нам – дрожать ли на ветруи снова дуть в погасший пепелгрызть пальцы тщетных слов ищатащить с собою павших тениуж лучше Марк покой пошлируку подай над мраком коснымв утлую лиру чувств пятислепой бьет неустанно космоспредаст нас космос астрономияпорядок звезд и мудрость травтвое величие огромноеи мой о Марк бессильный плач

4

Это стихотворение Херберт послал Эльзенбергу в письме от 16.12.1951. Профессора Эльзенберга (1887–1967), преподававшего после войны в университете в Торуне, Херберт избрал своим наставником в философии. Марку Аврелию была посвящена докторская диссертация Эльзенберга (1921) и книга «Марк Аврелий. Из истории и психологии этики», вышедшая в 1922, экземпляр этой книги сохранился в библиотеке Херберта с его пометками.

Варшавское кладбище

Этой стеныпоследнего что они виделинетизвесть на домы и гробыизвесть на памятьпоследнее эхо залпазатвердело в каменные плитыкраткая надписьвыбита спокойной антиквойперед нашествием живыхумершие уходят глубжениженочам жалуются в гулких трубахвыходят осторожнокапля по каплеи вспыхивают еще разчуть только чиркнет спичкаа снаружи тихо спокойнокамни известь на памятьна углу аллеи живыхи улицы новый светпод надменно стучащими каблукамивзбухает как кротовинакладбище тех которые просятхолмика мягкой землихоть какого-то знака снаружи

Завещание

Завещаю четырем стихиям [5] то что имел в недолгом владеньемысль отдаю огнюпускай цветет огоньземле которую любил чрезмерно —бесплодное зерно моего телаа воздуху слова и руки и стремленьято есть лишние вещикапля водыто что осталосьпусть кружит междуземлей небомпусть будет дождиком прозрачнымснежинкой папоротником морозапускай не достигая небак долине слез моей землеверность храня росой вернетсякамень долбить капля за каплейскоро верну четырем стихиямто что имел в недолгом владеньене возвращусь к источнику покоя

5

По-видимому, это стихотворение было толчком для стихотворения Ярослава Ивашкевича, посвященного Херберту: «Четыре стихии владеют миром…» (книга «Завтра жатва», 1963, русский перевод Н. Астафьевой см.: Ивашкевич Я. Сочинения. Т. 1. М., 1988. С. 309).

Фрагмент древнегреческой вазы

На первом плане видностатное тело эфебаупирающийся в грудь подбородокподогнутое коленорука как мертвая веткаон закрыл глазаотрекается даже от Эосее пальцы вбитые в воздухи распущенные волосы а такжелинии ее одеяньяобразуют три круга скорбион закрыл глазаотрекается от медных доспеховот шлема который украшенкровью и черным плюмажемот сломанного щитаот копьяон закрыл глазаотрекается от всего светав тихом воздухе свисают листьядрожит ветвь тронутая тенью улетающих птици только сверчок укрытыйв живых еще волосах Мемнона [6] убедительно возглашаетхвалу жизни

6

Мемнон – сын Эос, богини зари, погиб молодым под Троей от руки Ахиллеса; по преданию, спутники Мемнона после его смерти обратились в птиц. В римские времена с именем Мемнона стали связывать две статуи в Египте (колоссы Мемнона), которые на рассвете звучали: это сын приветствовал появляющуюся на небе Эос.

Колеблющаяся Нике

Нике прекраснее всего в тот моменткогда колеблетсяправая рука прекрасная как приказоперлась о воздухно крылья дрожатпотому что Нике видитодинокого юношубредущего длинной колеёйвоенной дорогив серой пыли среди серого пейзажаскал и редких кустов можжевельникаэтот юноша вскоре погибнетчаша весов на которой лежит его жребийрезко качнулась внизк землеНике страшно хотелось быподойтии поцеловать его в лобно она боитсячто юноша не успевший познатьсладость ласкипознавши ееможет быть побежит как другиево время битвыНике поэтому колеблетсяи решает в конце концовостаться в позекоторой ее научили скульпторыНике стыдится минутного колебаньяведь она понимаетчто завтра на рассветедолжен лежать этот мальчикс отверстой грудьюзакрытыми глазамии терпким оболом отчизныпод коченеющим языком