Господин маг, это не лечится!
Шрифт:
– Спасибо, – я растянула губы в улыбке и прижала к себе платье. – Оно просто чудесное! Жду не дождусь, когда смогу его надеть! Ваш вкус безупречен.
На этом я подскочила и расцеловала Лизавету в обе щеки, отчего та оторопела и беспомощно поглядывала на Элию и детей, будто те могли спасти ее от неадекватной меня. Но помощь не приходила, пришлось выкручиваться самой.
– Носите с удовольствием, моя дорогая! – она все же мягко оттолкнула меня и неумолимо последовала к столу, где уверенно заняло место Ильи. – Мне в радость помочь вам. Вижу, с каким трудом вам даются обычные женские премудрости,
Федор при этом неопределенно гыкнул, а Ксения вытаращила глаза. Видимо, они и сами не знали, как сильно пострадали от моей стряпни. Которой даже не попробовали. Но спорить я не стала, только похлопала ресницами.
К счастью, Галина Аркадьевна, наконец соизволила подать обед и избавила от необходимости отвечать.
Мои намеки на украденное мясо ее крепко задели, потому на тарелках лежала рыба. Страшноватая, явно перемороженная, тушеная с овощами, неспособными перебить ее душок. Рядом с ней плавало озеро картофельного пюре и высилась горка кружочков отварной свеклы. Специфический выбор для детского меню, правда Ксения с Федором возмущаться не стали, но и к еде не притронулись.
Перед Лизаветой же традиционно появилась совсем другое блюдо. Что-то похожее на теплый салат с овощами и орехами. Даже на вид было вкусно, но я не стала спорить и требовать себе смену блюда, а подцепила вилкой немного пюре. Оно печально стекло вниз, намекая, что так просто не дастся.
Элия тоже поковыряла у себя в тарелке, затем произнесла ни к кому не обращаясь:
– Точно, не омлет. Помню, занесло меня по делам монастырским на остров Пламенный, где тюрьма, лес, да озеро, больше ничего на многие версты вокруг. И заключенных кормили таким же замечательным пюре, его еще картофельный кисель называли. А вот рыба там была хорошая, только что выловленная. Мы ее на углях жарили или варили уху. Сколько городов объездила, а такой вкусной больше нигде не было.
– Причем здесь заключенные? – вспылила Лизавета. – Это хороший сбалансированный обед для детей! А они и так сегодня пострадали от неумелой готовки Софьи!
А сейчас, стало быть, подлечатся. Рыбкой да свеколкой. С одной стороны, мне хотелось позлорадствовать, с другой – было жаль Ксению и Федора. Мой сын не стал бы такое есть, по крайней мере в их годы. А если бы и поковырял, то потом заел чем-то другим.
– Беда, – вслух произнесла я, затем подпихнула свою тарелку к Лизавете. – У меня непереносимость рыбы, не попробуете? Чтобы детки точно не отравились!
– Пусть Ульяна пробует, – махнула она рукой. – Где ее носит?
Но гувернантка, судя по всему, тихо жевала что-то на кухне, поэтому и не появилась в столовой.
– Сгинула, – Элия тоже отодвинула от себя тарелку. – А перед тем намекнула, что мне следует смирять плоть. Придется вам.
– По кусочку всего, ради деток! – продолжала давить я.
Детки же молчали, но смотрели на бабушку недобро. В конце концов та не выдержала, скомкала салфетку и выскочила из-за стола:
– Это немыслимо!
После чего развернулась на каблуках и убежала, точно за ней гнались.
– Ну что ж, мне кажется, рыба все же несвежая, – произнесла я, – пойду поищу на кухне что-то еще. На чью долю взять?
Элия
Глава 11
– Со-о-офья! Со-о-офья!
От неожиданности я проснулась и села на кровати. День выдался суматошным, Илью я так и не дождалась, потому решила лечь пораньше. И планировала проспать до самого утра, а вместо этого подскочила среди ночи от чьего-то вытья.
Мотя уже подбежала к двери и теперь скребла ее лапой, просясь наружу. Значит, она тоже слышала, и это никакой не сон.
– Софья, тебе здесь не место! – прошелестел из-за двери замогильный голос.
В целом-то я была с ним согласна, здесь мне не место. Никогда не хотела оказаться в другом мире, еще и таком патриархальном. Даже брюки женщинам не положены! И что это за должность такая «ИО невесты алхимика»? Я не для того столько лет училась и работала, чтобы выслушивать нападки Лизаветы и спорить с поварихой. Та, кстати, расстаралась и подала на ужин вполне сносную курицу в чесночном соусе. Правда, с перловой кашей, но все равно неплохо.
– Уходи, Со-о-офья! – продолжал завывать голос.
Почему-то я не впечатлилась. Хотят меня выгнать, пусть говорят это в лицо, а не шепчут в коридоре. Поэтому прихватила томик моего верного «Переводчика с фейского» и направилась к выходу, машинально всунув ноги в тапки. Осторожно приоткрыла дверь и успела заметить движение возле поворота. Там на мгновение мелькнуло что-то белое и исчезло, оставив после себя вполне ощутимый могильный холод.
В прошлой жизни я не слишком-то верила в паранормальщину, но это было до того, как провалилась в другой мир. От которого, к слову, до сих пор не знала, чего ожидать, поэтому сжала книгу покрепче и отправилась вслед за «призраком».
Ступала быстро, но осторожно, чтобы не растянуться на ковре в этой темноте. На ночь все коридорные светильники гасили, довольствовались светом месяца, попадавшим через большое окно в конце коридора.
На мгновение в лунных лучах соткалась бледная фигура в длинном платье и протянула руку. От неожиданности я дернулась назад, подошвы тапочек тут же поехали по чему-то скользкому, как лед, и звучно упала на пол, подвернув ногу.
Несчастный «Переводчик» полетел в сторону, а я чуть не потеряла сознание от резкой боли. Хуже того, что я в самом деле лежала в чем-то холодном и мокром, насквозь пропитавшем ковер. Только что он не был таким, скорее – просто скользким. Будто его ненадолго заморозили, а затем дали растаять.
– Софья? – в коридор выглянул Илья, удерживая над рукой сгусток чего-то сияющего, вроде огня.
От яркого света я поморщилась и отвернулась, затем ойкнула от нового приступа боли.
– Что вы здесь делаете? – пока говорил, он подвесил светлячок в воздухе, сел рядом и принялся ощупывать мою голень на предмет перелома.
Я же невольно потянула подол вниз, хотя это был скорее Полинин жест, чем мой собственный. Все же здешняя ночная рубашка, названная продавщицей крайне смелой, закрывала колени и впереди зашнуровывалась до самых ключиц. То есть под ней легко спряталась бы добрая половина моих платьев, носимых в беззаботную студенческую пору.