Господин посол
Шрифт:
– Скорее, мне плохо.
Наконец они выбрались на крыльцо. От ночной свежести Гленде стало немного легче. Она прислонилась к колонне.
– Разрешите, я сбегаю за каким-либо лекарством?
– Не надо, попросите, чтобы поскорее подогнали мою машину.
– Она назвала номер и марку, и Пабло отдал распоряжение шофёру посольства.
– Я поеду с вами, - сказал он, когда машина Гленды остановилась у подъезда.
– Ради бога, Пабло, оставьте меня в покое!
Она поспешно уселась в автомобиль.
– Вы больны, и вам нельзя ехать одной.
Гленда побледнела, губы её дрожали. Она закрыла лицо руками, почувствовав судороги в желудке.
–
– Я всё понимаю. Когда мы увидимся?
Она покачала головой, включив зажигание.
– Не знаю. Не знаю.
Автомобиль резко рванулся с места. Пабло смотрел ему вслед, пока он не исчез. Потом закурил сигарету и, недовольный собой, чувствуя в голове всё ту же тупую боль, вернулся в посольство.
Часть 3. Карусель
18
В конце апреля посол Сакраменто явился в Совет Организации американских государств. Едва он вошел в здание Панамериканского союза, его оглушили пронзительные птичьи голоса, напомнившие дону Габриэлю детство. Он отошел от своих помощников и устремился в патио, где два попугая арара, столь яркие, что казалось, будто они еще пахнут краской, расхаживали вразвалку и кричали. Габриэль Элиодоро приблизился к одному из них и попробовал схватить за клюв, отчего попугай еще больше разозлился, а затем заговорил с птицей, употребляя выражения, которых Вильальбе никогда прежде не доводилось слышать. Секретарь тщетно пытался привлечь внимание шефа к другим достопримечательностям патио: посол направился ко второму арара и завязал с ним столь же рискованную беседу.
В патио появилась группа туристов с гидом, который рассказывал о тропических растениях - каучуковом, банановом и кофейном деревьях, а также эрба-мате , - которые украшали патио. Центральный фонтан, объяснил гид, выложен розовым мрамором, и, "как видят господа туристы, фигуры на этом фонтане носят на себе следы влияния искусства майя, ацтеков и сапотеков, тогда как мозаика на полу..." Однако голос Габриэля Элиодоро и крики попугаев заставили умолкнуть раздосадованного гида.
Заметив это, Титито предложил господину послу проследовать наверх, так как торжественный час приближался. Не сводя очарованного взгляда с попугаев, Габриэль Элиодоро спросил:
– Это наши земляки, Вильальба?
Мальчишкой он любил бродить в окрестностях Соледад-дель-Мар и ловить в лесах арара, которых затем продавал американским туристам по два доллара за штуку. Титито ответил, что, к сожалению, эта пара из Гватемалы.
– Тогда поручаю тебе выписать из Сакраменто двух арара, мы преподнесем их Панамериканскому союзу от нашего правительства. Выпишешь самца и самку, потому что - знай на будущее - арара единобрачны...
Покачав головой, Титито подумал: "В отличие от тебя!"
Через несколько минут в сопровождении доктора Хорхе Молины, который смущенно удалился из патио, Пабло Ортеги и Эрнесто Вильальбы Габриэль Элиодоро Альварадо медленно поднялся по мраморной лестнице, ведущей наверх. Великая минута! В зале героев и знамен он встретил других послов, которые поджидали его. После рукопожатий, восклицаний: "Мой дорогой посол!", "Как дела, дружище?" - и сердечных объятий все направились в зал Совета.
В посольстве Габриэль Элиодоро обычно работал, сидя за письменным столом и чувствуя все время суровый взгляд дона Альфонсо Бустаманте - настолько мастерски были написаны глаза, смотревшие на него с противоположной
Всякий раз как Габриэль Элиодоро поднимал глаза от бумаг, он встречался с неодобрительным, как ему казалось, взглядом дона Альфонсо. А когда новый посол Сакраменто вставал и начинал ходить по кабинету - ибо считал, что так думается лучше, - у него появлялось впечатление, будто старый дипломат следит за ним. От его глаз невозможно было укрыться, и Габриэль Элиодоро сказал однажды мисс Огилви:
– Вы, наверно, заметили, Клэр, чертов художник написал портрет так, что, где бы вы ни находились, дон Альфонсо всегда смотрит на вас?
– Дон Альфонсо - символ национальной совести, если вы мне позволите эту шутку.
Посол, рассмеявшись, возразил, что его страна достойна более молодой и не такой мрачной совести.
Сейчас Габриэль Элиодоро просматривал проект строительства шоссе, которое пересечет горный хребет Кордильера-дос-Индиос, поднимаясь по склонам гор и уходя в туннели. Наконец-то осуществится давняя мечта жителей Сакраменто: развитые северные районы будут непосредственно связаны с отсталыми южными - Оро Верде и Сан-Фернандо.
Д-р Молина, этот надоедливый педант, часто приносил в кабинет посла бумаги, схемы и объяснительные записки, и всегда с важным видом человека, ежеминутно чувствующего вес собственной незаурядной эрудиции. В разговоре с секретарями Габриэль Элиодоро называл его "мистер Британская Энциклопедия".
Посол подолгу рассматривал проекты, планы и сметы американской компании, которая бралась осуществить гигантские работы, читал копии заключений сакраментских инженеров и правительственных комиссий по этому вопросу... И зевал, почесывая затылок, чувствуя, что у него слипаются глаза. Тогда Габриэль звал мисс Огилви (пользоваться звонком он еще не привык), просил подать кофе, закуривал сигару, расхаживал из стороны в сторону, бросая косые, почти враждебные взгляды на дона Альфонсо, останавливался у окна, смотрел наружу, потом выпивал кофе, снова садился и снова пытался разобраться в ворохе бумаг... Через несколько недель предстояла встреча с заместителем государственного секретаря по делам Латинской Америки, к этому времени он должен вызубрить свой "урок", чтобы произвести на гринго благоприятное впечатление. Надо получить заем, а значит, последуют длительные переговоры с директорами Межамериканского банка... Борьба, судя по всему, будет нелегкой, но - черт возьми!
– он любил бороться.
Иногда к концу дня Габриэлю становилось нехорошо, он едва не задыхался в душной, слишком натопленной комнате. Тогда он выбегал из кабинета и, крикнув мисс Огилви: "Больше не могу сидеть в этом мавзолее, пойду пройдусь!", без шляпы отправлялся в парк, где прогуливался, размышляя вслух. Дон Габриэль любил чистый воздух гор и необозримые просторы, которые открывались с высоты, поэтому никогда больше "в этой собачьей жизни" он не был так свободен и счастлив, как тогда в партизанском отряде Хувентино Карреры. Ему хорошо спалось под звездами, даже если утром иней покрывал окоченевшее лицо.