Господин Великий Новгород (сборник)
Шрифт:
– Коми какой эта Дудкина!.. Всегда таких вещей наговорит, что сконфузит даже!
– заметила Наталья Петровна, усаживаясь на диван.
– А вы часто конфузитесь? Это очень мило в женщине!
– подсел он к ней.
– Только нахальные женщины не конфузятся, а я не нахальна и притом нахальство в женщине не изящно...
– Я очень хорошо вижу, что вы во всем изящны...
– Как это вы могли так скоро заметить и в чем это?
– Начиная с вашего костюма, - оглядел он ее с головы до ног восторженным взглядом.
– Но я, впрочем, не хочу затрагивать вашу скромность. Скажешь - опять
Он засмеялся.
– О вы, кажется, человек, который не полезет за словом в карман, когда захочет сказать комплимент женщине, - кокетливо улыбнулась она.
– Вы и не говоря, умеете сконфузить...
– Однако вы бедовая барыня, с вами надо держать ухо востро... Умете быстро читать между строк...
– Что же тут дурного. Живя одна, по неволе привыкнешь различать, что и в каком тоне говорится и как кто относится.
– Ну, разве я неправду сказал, что вы бедовая!
– продолжал смеяться он.
– Только в данную минуту на мой счет вы ошиблись, я не хотел вам говорить комплиментов, а просто высказал вслух произведенное вами на меня впечатление. Мне кажется, что в моей откровенности для вас ничего не было обидного, а, напротив...
– Во-первых, - перебила она его, - я никогда ни на кого не обижаюсь, а во-вторых, знаю себе цену сама.
– Должно быть, барыня, вас в жизни баловали-таки порядком? расхохотался он.
– Ах, нет, меня жизнь не баловала! Вероятно, мы с вами бы здесь не встретились, если бы это было так...
– задумчиво ответила она.
– Я не смею быть нескромным и спросить, что вас привело сюда, но желал бы узнать, почему если бы вам жилось хорошо, вы бы не поехали сюда? Надежда Александровна, кажется, ваша подруга и вам очень рада.
– Я приехала сюда места искать на сцене. Надя - здесь всеми любимая актриса и может мне помочь...
– Жаль, что вы не приехали несколько ранее.
– Почему?
Он коротко передал ей свою историю и свои надежды на возвращение своего положения.
– Прежде я счел бы за честь это вам устроить и надеюсь, что вы тогда бы благосклоннее на меня посмотрели. Да и теперь, если все уладится, как я предполагаю, я и все мое влияние будут к вашим услугам.
Она поблагодарила его улыбкой.
– Я не знаю, отчего вы подумали о моей неблагосклонности к вам...
– Если этого нет, то я очень счастлив, что ошибся. Я бы во всяком случае постарался добиться этой благосклонности...
В это время в гостиную влетела Дудкина.
– Я вам, Владимир Николаевич, приготовила кофе своими собственными руками. Надеюсь, что вам будет вкусно и приятно. Сюда прикажете подать или в столовую пожалуйте, там теплее и уютнее для интимных разговоров. Вот уголок, так бы с кем-нибудь вдвоем и сидел бы. Очень поэтично.
– Слышите, что говорит Анфиса Львовна? В столовой уютнее и теплее... Пойдемте туда, авось вы там не будете такая холодная, - встал Владимир Николаевич.
– Мне все равно где сидеть, и я везде одинаковая, - поднялась с дивана Лососинина.
Они отправились в столовую и принялись за кофе.
Анфиса Львовна все продолжала увиваться около Бежецкого и всячески угождала ему. Видимо, у ней вертелась на губах какая-то просьба.
– Осмелюсь я вас попросить,
– наконец начала она.
– У вас такая добрая душа и уж такой вы мне благодетель. Окажите благодеяние до конца. Вы здешний житель, значит, знаете всех, а я здесь совсем одинокая женщина и никого не знаю. Вы изволили тогда по доброте вашей меня на службу принять, а Надежда Александровна мне платьев надавала, но все-таки у меня гардероб очень плох и из-за этого мне нельзя хорошие роли играть. Не знаете ли вы такого человека, который дал бы мне взаймы на экипировку. Я бы из жалованья стала выплачивать. Мне просто крайность...
– Вот, Анфиса Львовна, я могу вам предложить сто рублей. Это небольшая сумма, но в данную минуту я не могу вам больше одолжить, - он вынул из бумажника радужную и подал ей.
– Какой вы добрый и хороший человек!
– воскликнула Лососинина.
Дудкина взяла деньги и бросилась целовать его в щеку и в плечо.
– Благодетель!
– Что вы, что вы, - отстранял он ее, - полноте! Это обязанность каждого человека по возможности помогать другому. Великодушным нужно быть, - обратился он уже к Лососининой, - чтобы и другие к нам были великодушны. Великодушие - вещь великая. Не так ли, Наталья Петровна?
– Вы меня этим поступком просто обворожили! Это так редко встречается!
– подала она ему руку.
– А вы уж меня прежде обворожили, - крепко и долго поцеловал он ее руку.
– Я как заколдованный - от того и добр. Ваша вина. Женщина очаровательный двигатель добрых сил в человеке.
Дудкина незаметно исчезла из столовой.
Этот-то tete-a-tete и застала Крюковская.
Она побледнела.
– Что в вами, Надежда Александровна?
– спросил ее Владимир Николаевич, пока она холодно поздоровалась с ним и Лососининой, - вы бледная, нехорошая такая. Верно, ничего не удалось в "обществе"?
– Успокойтесь, - презрительным тоном ответила она.
– Все удалось, и даже так, как я не ожидала.
– Удалось, значит - будем жить!
– весело воскликнул он.
– Отлично заживем. Merci, merci, вам, дорогая моя!
Он бросился к ней, схватил ее руку и поднес к губам, чтобы поцеловать ее.
Она вырвала ее.
– Зачем эти нежности? Не надо. Я и так сделаю. Обещала, так и сделаю. И вы можете быть счастливы и довольны.
В голосе ее звучало полное презрение.
– Коли в этом вы находите счастье...
– помолчав, тем же тоном добавила она.
XVIII. Кто в лес, кто по дрова
В "обществе поощрения искусств" происходил между тем ужасный беспорядок.
Величковский оказался никуда негодным администратором.
Все лезли распоряжаться и дело, как ребенок у семи нянек, по русской пословице, оказалось без глазу.
Интрига, проводимая все эти дни Крюковской, возымела свое действие: все были недовольны новыми порядками.
– Помилуйте, Иван Владимирович, я хоть только эконом и не смею вмешиваться в ваши распоряжения как председателя, но все-таки скажу, что так нельзя. Как же можно ставить пьесу безграмотного автора, ведь в ней смысла человеческого нет. Поневоле публика освистала ее, - говорил Городов Величковскому через несколько дней по его избрании, ходя с ним по пустой сцене.