Господин военлёт
Шрифт:
Он кланяется и уносит посуду. Через десять минут у меня роскошная постель. Раздеваюсь, падаю, сон…
Ночью я вижу привидение. Все в белом, как и положено привидению, оно выплывает из спальни и движется к столу. Звякает пробкой графина, долго и жадно пьет воду. Затем плывет ко мне. Старательно зажмуриваюсь. Привидение громко вздыхает и исчезает в спальне. Пронесло…
Утром возвращается боль. К душевной добавилась головная. Пока Ольга спит, встаю и совершаю утренний туалет. Затем одеваюсь и бегу в парикмахерскую. Там заказываю
На обратном пути заказываю чай и поднимаюсь в номер. Ольга встала и оделась. Выглядит она куда лучше вчерашнего. Она сильно исхудала со времени нашей последней встречи, но ей это идет.
– Как спалось? – спрашиваю вежливо.
– Плохо! – отвечает она. – Жарко, душно, и постель пропахла духами. Я не люблю запах фиалки.
Я молчу. В конце концов, ее не звали.
– Ты раздел меня? – спрашивает, насупившись.
Киваю. Есть претензии?
– Мог бы и чулки снять! – говорит сердито. – Резинка ногу пережала!
Есть люди, которых не меняет ни время, ни горе. Не далее как вчера я с ней плакал… К счастью, приносят чай. Молча пьем. Она отодвигает пустой стакан.
– Когда ты уезжаешь?
– Сегодня. Поезд вечером.
– Хорошо! – говорит она. – Успею собраться!
– Для чего?
– Я еду с тобой!
– Ольга Матвеевна! – изо всех сил пытаюсь быть вежливым. – Я отправляюсь на фронт! Там война!
– Я знаю!
– Что вы будете там делать?
– Говори мне «ты»! – сердится она. – Мы кузены, сам сказал. К твоему сведению, я фельдшер, у меня и свидетельство имеется. На фронте не нужны фельдшеры?
Нужны, очень нужны! Только другого пола. Женщины-медики тоже служат, но при госпиталях и лазаретах, в строевых частях их нет. Время «ударниц» в гимнастерках «грудь колесом да еще с крестом» еще не пришло.
– Ты замолвишь за меня слово перед начальником, он и согласится! – развивает мысль Ольга. – Кто тебе откажет, ты же герой?!
На фронте к героям иное отношение, там их много. Я пытаюсь это объяснить, она поджимает губу.
– Господин прапорщик, вы дали слово отцу! Вы намерены его исполнять?
Так и знал! Я чувствовал… Никогда, ничего, никому не обещайте! Найдут, прижмут к стене и потребуют ответа. Что делать? Извечный русский вопрос… Так. Обручального кольца на ее пальце нет, с замужеством что-то не сложилось, но, возможно, свадьбу отложили.
– Почему я, а не жених?
– Юра погиб в сентябре, не успела тебе сказать, – она легонько вздыхает. Это горе уже отболело.
– У тебя есть тетя в Москве…
– Она мне двоюродная! Это раз. Во-вторых, у нее свои дети. Я там чужая.
Знакомо.
– Павел! – она умоляюще складывает руки на груди. – Я тебя очень прошу. Ты единственный близкий мне человек! Хочешь, на колени встану?!
Этого не хватало! Кузина на коленях умоляет кузена взять ее на фронт – она хочет быть полезной Отечеству. Картина Репина, Ильи Ефимовича, писана маслом, размер холста три на два аршина… Как быть? По штату авиаотряду полагается врач. У нас его нет – врачей на фронте не
– Подожди меня здесь!
Сергей давно встал и сейчас сортирует покупки. При первой возможности он шлет посылки домой. У него мать, отец, шестеро младших братьев и сестер. Временами я ему дико завидую. Меня Сергей встречает настороженно. Быстро объясняю.
– Вези, кого хочешь! – Он машет рукой. – Только одно условие: с Егоровым объяснишься сам!
Соглашаюсь и откланиваюсь. В принципе такого ответа я и ждал, но субординацию надо блюсти – в командировке Сергей старший. Однако аппараты добыли мы, за них мне что угодно разрешат.
При моем появлении Ольга вскакивает с дивана. Глаза у нее, как у раненой лани. Плохой дядя едва не забрал у ребенка игрушку.
– Слушай меня! – говорю нарочито сурово. – Поезд отходит в семь. У нас забронировано купе, места хватит. – Купе нам заказал Евстафий, в качестве прощального подарка. – С собой бери только самое необходимое, на войну едем. Если опоздаешь…
– Не опоздаю! – Она чмокает меня в щеку. – Спасибо, Павлик!
Из памяти сразу выплывает: «Морозов». Кого я предал? Ольгу, Розенфельда, себя? Во что я ввязываюсь? Предчувствия у меня самые нехорошие, а предчувствия меня никогда не обманывали. Зачем мне вздорная девчонка, от которой только неприятности и хлопоты? Я знаю ответ на этот вопрос. Чем больше будет неприятностей и хлопот, тем меньше я буду думать о Липе. Ольга – лекарство. Горькое, противное, но спасающее жизнь. Или разум…
Вокзал, без четверти семь. Ольги нет. Без десяти – нет. Мы с Сергеем стоим у своего вагона, поглядывая на часы. Если Ольга опоздает… Даже не знаю: радоваться или огорчаться. Подумав, решаю: к лучшему. Я вернусь в отряд, сяду в аэроплан, в боевых вылетах развею грусть-тоску. Война избавляет от переживаний, на войне мысли другие.
Сергей внезапно смеется и показывает пальцем. Оборачиваюсь. По перрону вскачь несется Ольга, носильщики тащат следом баулы и портпледы. Один, два, три… Это самое необходимое? Нет, я все-таки идиот!
Спорить и ругаться некогда. Носильщики бросают баулы на площадку. Звенит третий звонок, поезд трогается, я подхватываю Ольгу, Сергей прыгает следом. Она раскраснелась и тяжело дышит.
– Извозчик – подлец! – говорит сердито. – Сторговались за рубль, у вокзала потребовал два. Дескать, багаж тяжелый, кобылка притомилась. Не хотел вещи отдавать. Пришлось городового звать! Не на ту напал!
Это точно! И что б ему, охламону, поторговаться еще немного?
Проводник, пыхтя, тащит багаж в купе. Там мгновенно становится тесно. Ольга лезет в один из баулов и начинает там шебуршать.