Госпожа де Шамбле
Шрифт:
Не знаю, почему я обратил внимание на эту подробность, — такая мысль не пришла мне в голову две недели тому назад, когда я покупал домик.
Однако теперь, придя ко мне, эта мысль не радовала меня, а причиняла мне боль.
Может быть, я предчувствовал, что когда-нибудь мне придется страдать, глядя на свет в этом окне?
Усевшись на скамейку, я смотрел на дом г-жи де Шамбле до тех пор, пока свет не погас.
Тогда я вновь прошел через маленькое кладбище, мимо надгробий, белевших в темноте. Из розового куста, что
Шаги живого человека испугали певца, услаждавшего мертвых.
Спустившись по лестнице, я опять оказался на берегу Шарантона и вскоре вернулся в гостиницу.
Было уже за полночь: пять-шесть часов промелькнули молниеносно.
Я лег в постель, вспоминая маленькую девичью комнату в усадьбе Жювиньи, и уснул, прижимая к губам кольцо Эдмеи. (Почему-то именно с этого вечера г-жа де Шамбле стала для меня Эдмеей.)
На следующее утро, в девять часов, Грасьен зашел за мной в гостиницу; я был уже готов. Бракосочетание должно было состояться в мэрии в десять часов, а венчание в церкви было назначено на одиннадцать.
Добрый малый попросил меня сопровождать графиню, потому, что я был единственным благородным господином на свадьбе.
Я вздрогнул, и Грасьен, должно быть, увидел, что я побледнел. При мысли о том, что рука Эдмеи будет опираться на мою руку, я пришел в сильное волнение.
Я начинал понимать, что страстно люблю эту женщину, но, как ни странно, нисколько не ревновал ее к мужу.
— Граф не приедет на свадьбу? — осведомился я у Грасьена.
Он рассмеялся:
— О! Господин граф слишком себя уважает, чтобы явиться на свадьбу к таким беднякам, как мы.
— А что, графиня себя не слишком уважает? — спросил я.
— Она святая, — заявил Грасьен.
— Но ведь я с графиней едва знаком и не посмею предложить ей руку, — продолжал я.
— Что вы, оставьте! — воскликнул Грасьен. — Все пойдет без задоринки… Вы же не можете подать руку крестьянке, и графиня тоже не может подать руку крестьянину.
— Вероятно, она поедет в церковь в карете, и мне не придется ее сопровождать.
— Чтобы она поехала в карете, когда мы пойдем пешком? Да вы совсем не знаете нашу бедную госпожу! Она тоже пойдет пешком, к тому же от поместья до церкви — рукой подать. Однако, — добавил Грасьен, — мы должны быть в поместье без четверти десять: не будем заставлять себя ждать.
— Я понимаю: тебе не терпится увидеть, насколько Зое идет венок флёрдоранжа.
— О! Я не волнуюсь, — сказал Грасьен, — он не уколет ее.
— Что ж, пойдем.
По дороге мы собирали молодых парней — друзей жениха: одни ждали нас на пороге своих домов, другие — на перекрестках улиц.
Все девушки — подруги Зои — уже собрались в имении.
Два музыканта со скрипками, украшенными лентами, стояли на окраине селения.
Это был не старинный обряд, а скорее дань традиции.
Когда
Ворота были открыты, и пять-шесть девушек с нетерпением ожидали нашего прихода на лужайке.
Увидев нас, они вскричали: «Идут! Идут!» — и бросились на крыльцо.
— Я думаю, — сказал я Грасьену, — что мне не придется предлагать руку госпоже де Шамбле, ведь она поведет Зою, а я поведу вас, если вы не возражаете.
— Да, до церкви, — ответил жених, — но после венчания, когда Зоя станет моей женой, неужели вы думаете, что я не подам ей руки?
— Верно, — согласился я.
Мы подошли к дому. Грасьен быстро поднялся по ступенькам крыльца, но остановился у двери.
— Ну вот, — сказал он, — я хотел войти в дом раньше вас. Входите же, входите: по заслугам и почет.
Я толкнул дверь.
Госпожа де Шамбле, стоя, поправляла или делала вид, что поправляет, венок флёрдоранжа на голове Зои.
Мне показалось, что ее руки дрожат.
Я поздоровался с Зоей за руку и почтительно поклонился графине.
Зоя посмотрела на часы: было видно, что ей очень хочется упрекнуть Грасьена за опоздание, но придраться было не к чему: мы явились на две минуты раньше срока.
Я огляделся и заметил в углу гостиной славную старую Жозефину — она протягивала мне руки в знак благодарности.
Шествие двинулось в путь. Впереди шла невеста; справа от нее находилась ее мать, а слева — графиня (она выбрала менее почетное место). Следом, между своим дядей и мной, шагал жених (Грасьен был сирота).
Остальные гости двигались по двое: каждый парень вел за руку девушку, которая нравилась ему больше других.
В сельской местности на свадьбах нередко образуются будущие супружеские пары.
Сначала, как водится, жених и невеста сочетались законным браком в мэрии, а затем все направились в церковь.
Я встал слева от Грасьена, а графиня — справа от Зои.
Церковный сторож попросил нас подождать: мы пришли на пять минут раньше и священник еще находился в ризнице.
Ровно в одиннадцать он вышел оттуда и прошел мимо меня.
Увидев священника на пороге ризницы, я испытал странное чувство: я никогда не встречал этого человека, но, тем не менее, его лицо показалось мне знакомым.
Неведомый холод объял мое сердце, когда я смотрел на его тонкие губы, острый нос и маленькие глазки, скрытые под нависшими бровями, а также на редкие и гладкие волосы без седины, зачесанные на виски.
Я приблизился к жениху и спросил:
— Не этого ли священника зовут аббат Морен?
— Да, — с удивлением ответил Грасьен.
— Он хороший человек?
— Гм-гм!
Я посмотрел на г-жу де Шамбле: она была бледной, как покойница.
Проходя мимо графини, священник окинул ее странным взглядом.