Госпожа графиня
Шрифт:
Ткань была плотной. Верхнее платье тяжёлым и узким в плечах. Почему я раньше не замечала, какую неудобную одежду ношу.
Покрутившись из стороны в сторону, я так и не сумела расстегнуть ни одной пуговки. Зато запыхалась и вспотела. Будто два раза за дровами сходила.
И что мне делать?
Не могу же я вечно ходить в этих проклятых платьях!
Бросила последний, прощальный взгляд на дорогую ткань, которую я выбирала сама, когда мне это ещё позволялось, и решилась. Достала из ящика ножницы и начала резать. Сначала верхнее,
Без узкого лифа платья руки легко заходили за спину. И с каждой освобождённой петлёй становилось легче дышать. Наконец он упал на пол. Я стянула сорочку и осталась абсолютно голой.
Процесс раздевания занял много времени. Вода в вёдрах почти остыла, пришлось снова греть чугунок.
Ходить по дому обнажённой было непривычно. Воздух щекотал кожу и гнал по ней волны мурашек. Я подкинула в печь дров, чтобы стало теплее, и приступила к первому в новой жизни мытью.
Встала в таз. Горячая вода на дне грела ступни. В левое ведро опустила голову. Так, чтобы волосы полностью оказались под водой. Ещё и полила сверху из черпака. Затем слегка отжала, намылила и начала тереть, массируя кожу головы.
Только сейчас я до конца прочувствовала, насколько грязной была до этого момента. И как же приятно всё это с себя смыть!
Когда мне показалось, что волосы уже достаточно намылены, я снова опустила голову в ведро. И тщательно прополоскала. Вода стала мутной. Пришлось черпать из второго ведра и осторожно поливать сверху, стараясь, чтобы стекало в таз.
Не уверена, что смыла всю пену, но чистой воды осталось не так много. Поэтому я закрутила волосы на макушке и принялась за остальное.
Только когда купание было закончено, я сообразила, что у меня нет полотенца. Просто не подумала об этом.
И сейчас, стоя в тазу с остывающей водой, со стекающими по телу ручейками, я пыталась быстро вспомнить, есть ли у меня какая-нибудь чистая холстина. Любой кусок материи. Ну хоть что-нибудь…
Но ничего не было.
Совсем ничего.
Стирку я оставила на потом. Мои платья пришли в негодность. А найденная в людской одежда слишком пахла сыростью. Я ведь просушила лишь то, что собиралась надеть.
В общем, вытираться было решительно нечем. А одна лишь мысль, чтобы использовать для этого грязную одежду приводила в негодование. Нет уж, не для того я мылась.
Я выбралась из таза. Ноги тут же озябли на холодном полу. Сняла одно из вёдер, освобождая табурет, и поставила его ещё ближе к печи. Открыла дверцу и села перед ней, постелив под ноги платье.
Волосы сохли долго. Я медленно разбирала их пальцами, с досадой вспоминая, что гребня у меня тоже нет.
Впрочем, и терпения надолго не хватило. Волосы были ещё влажными, когда я заплела косу, замотала её на затылке и сколола. Позже досохнут.
Сначала я оделась.
Одежда оказалась мне велика. Но рубаху я заправила в штаны,
Вот без корсета я чувствовала себя странно. Даже дышалось иначе. Но мне понравилось. Это было похоже на мою новую жизнь – непривычно, но свободно.
Я улыбнулась своим мыслям и отправилась убирать беспорядок.
Несмотря на то, что я старалась проявлять осторожность, всё вокруг было залито водой. Сказывалось отсутствие опыта. Ничего, скоро научусь.
Воду на полу я вытерла остатками платья. А в тазу замочила одежду. Позже попробую постирать. В детстве я много раз видела, как этим занимаются прачки, а потом полощут в реке. Мне придётся довольствоваться лишь тазом. Но, раз помыться сумела, значит, и постирать смогу.
И вообще, после купания я чувствовала себя превосходно. Проснулся зверский аппетит, напоминая, что обед я тоже откладывала на потом. Вот только воспоминания о кислом запахе из чугунка немного сбили настрой.
Я утешала себя тем, что остывшей каша может стать лучше. Вот только это оказалось неправдой. Не стала.
Тем не менее, я положила немного в миску и, стараясь не дышать, попробовала. Но тут же выплюнула обратно. На вкус каша оказалась такой же гадкой. Есть её было невозможно.
Пришлось выбросить всё в сугроб и тщательно вымыть посуду. Во рту так и оставался неприятный привкус. Даже кружка соснового отвара не помогла. К тому есть хотелось всё сильнее.
Я достала своё сокровище и отколола кусочек. Сахарная сладость прошлась по языку и взметнулась к нёбу, замещая кислый вкус. Очень скоро от него не осталось и следа. Я прикрыла глаза от удовольствия.
В новой жизни у меня были лишь маленькие радости, но они приносили несоизмеримо больше, чем прежняя роскошь.
Оставшийся сахар я снова завернула в бумагу. Убрала в порядком покорёженную жестянку и спрятала в буфет. Я была очень экономной.
Но есть всё же хотелось.
То ли сахар запустил в организме мыслительные процессы, то ли на них благотворно повлиял голод. Но я вспомнила о подвале. И ведь собиралась проверить, но под массой дел, которые на меня навалились, совершенно забыла.
Дверца в подпол находилась на прежнем месте – под лежанкой. Насью пытались убедить, что это неудобно. Надо каждый раз сдвигать, чтобы открыть дверь. Но она оставалась при своём мнении – зато незаметно.
И оказалась права. Дверца не попадалась мне на глаза, вот я о ней и не вспоминала. Пока голод не заставил.
Сдвинуть тяжёлую лежанку оказалось непросто. Пришлось стянуть матрас и все мои «одеяла». И даже после этого я приподнимала одну сторону на пядь, делала несколько коротеньких шажочков в сторону и снова ставила на пол. Пока освободила дверцу, вспотела и запыхалась.
Конец ознакомительного фрагмента.