Госпожа Клио. Заходящее солнце
Шрифт:
Наверное, немая сцена могла продолжаться очень долго, потому что в позе женщины не было напряжения, только, вот, Женя чувствовал себя полным идиотом. У него даже не спрашивали, кто он и что здесь делает!.. …Хотя, Вика ж говорила, что старуха выжила из ума, – вспомнил он, – тогда все объясняется, кроме, разве что, удивительной мелодии – сумасшедшая не может так играть…
Свой музыкальный инструмент женщина держала на уровне груди, готовая в любую минуту, как факир, продолжить
– А на чем вы играли? – спросил он, проверяя, способно ли это человекоподобное изваяние слышать и говорить.
– Это кена – старинная индейская флейта.
– Мне очень понравилось.
– Еще бы не понравилось, ведь она воскрешает в тебе то, что давно умерло, – лицо женщины по-прежнему не выражало никаких эмоций, а голос был ровным, как гул ветра.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что сказала. Посмотри вокруг, и сам поймешь. Только смотри зорко, а не так, как привык смотреть…
Женя обвел взглядом комнату и вдруг с удивлением обнаружил, что картины складываются в единую панораму, замыкающую пространство со всех четырех сторон: впереди, наползая друг на друга, громоздились горы; справа – город с золотым дворцом; сзади – примитивный мост через широкую реку, а он сам находился в центре и почему-то не чувствовал себя чужим среди всего этого.
– Кажется, я понимаю… – произнес он медленно, – но не могу объяснить.
– А зачем объяснять словами то, что понимаешь? – резонно возразила женщина, – зачем, вообще, что-то объяснять, если мы не в состоянии ничего изменить? Только Великий Инка все знает и может все объяснить. Он принял на себя все думы подвластных ему народов. Как Великий Ленин.
Сравнение получилось настолько шокирующим, что Женя не нашелся, что ответить.
– Хочешь, я подарю тебе картину? – спросила женщина, – тогда ты в любой момент сможешь бывать там, откуда пришел.
– Постойте! – Женя подался вперед, нарушая статичность сцены, – вы что, верите в прошлую жизнь и хотите сказать, что когда-то я был индейцем?..
– Чувствовать это наверняка, можешь только ты сам, – женщина пожала плечами, – скажу я «да», или скажу «нет» – ты вовсе не обязан мне верить, ведь так?
– Так…
– Тогда зачем спрашиваешь?
Диалог получился настолько исчерпывающим, что Женя больше и не знал, о чем говорить. В самом деле, ведь абсолютно все есть вопрос веры. Даже самый неопровержимый факт можно подвергнуть сомнению, и только вера расставляет вещи по своим местам – а вера эта заключена в нас самих, в наших желаниях и восприятиях. Таким образом, получается, мы видим мир только таким, каким хотим его видеть, а остальное – есть наши сомнения в собственной вере…
– Это старая индейская мудрость? – спросил Женя.
– Это просто мудрость, – женщина улыбнулась (если, конечно, можно назвать улыбкой чуть дрогнувшие уголки губ).
Женя
– Помогите мне выбраться отсюда, – попросил он.
– Откуда? – женщина подняла взгляд на картины.
…Блин!.. Почему она все время мыслит такими глобальными категориями?.. – это было первое, что пришло на ум, но тут же Женя подумал, что, возможно, и сам не знает, что конкретно имел в виду.
– Отсюда, – повторил он, предоставляя женщине право выбора его желаний.
– Хорошо. Вон дверь, через которую ты пришел. Через нее же ты можешь уйти.
– Спасибо, – уже поднявшись, Женя осознал, что не хочет уходить отсюда. …Откуда, «отсюда»?.. Из этой комнаты?.. Чертова индейская философия сплошных недомолвок!.. – решив оставить размышления для более светлого сознания, он все-таки дошел до двери и повернув ручку, увидел кабинет Игоря, куда Вика приводила его во время экскурсии. Под дверью, ведущей вглубь «пристройки», виднелась полоска света.
– Я не знал, что дома сообщаются, – Женя обернулся, – извините, что потревожил.
– Дома сообщаются. Мы с Игорем так решили. На всякий случай. Только обычно он запирает дверь. Наверное, сегодня она должна была остаться открыта, – женщина пошла прочь, даже не дождавшись, пока гость покинет ее территорию.
На цыпочках Женя пересек кабинет, приоткрыл следующую дверь и просунул голову в образовавшуюся щель. Ярким белым пятном бросилась в глаза разобранная постель, над которой, взбивая подушку, склонилась Таня. Она была в одних трусиках, тонкой ленточкой деливших пополам незагорелое тело.
– Тань… – позвал Женя шепотом. Но даже этот звук заставил ее вскрикнуть. Она повернулась так резко, что плюхнулась на постель, прикрывая руками грудь. Однако испуг длился лишь доли секунды.
– Придурок! Алкаш несчастный!.. Мы весь дом обыскали! В каком чулане ты дрыхнул?!..
– Я не дрыхнул – я случайно зашел на ту половину.
– И что там? – на Танином лице проявился интерес – видимо, оправдание было принято.
– Сейчас я не могу сформулировать, но там все безумно необычно! Я пока сам не пойму.
– Ладно, потом расскажешь. Ложись, – Таня юркнула под простыню, – если не хочешь, душ можешь не принимать. Все равно будем спать, а то уже три ночи… Тебя, дурака, проискали!
– Душ я все-таки приму.
– Как хочешь, – Таня повернулась на бок, – полотенце там одно. Я им уже вытиралась, так что оно мокрое – кто не успел, тот опоздал. Спокойной ночи!
Женя подумал, насколько ему безразлично, мокрое ли полотенце, да и вообще все эти эмоции. Даже если б Таня предложила лечь на полу, он бы выполнил это с удовольствием. Какая разница, где спать? Главное, по назначению использовать отведенное для этого время.