Госпожа победа

Чигиринский Олег

— Сколько?

— Полмиллиона. В долларах. Для начала.

— Хорошо… Я тоже начну издалека, господин коммандер: поцелуйте меня в затылок.

— Хорошо, назовите вашу цену.

— Идите к чертовой матери. Проверять они меня будут…

— Вас никто не проверяет, все всерьез. Все вышеперечисленное — это пряник, а кнут — смертный приговор трибунала за покушение на жизнь командира. В течение двадцати четырех часов.

— Вы думаете меня этим напугать, что ли?

Флэннеган помолчал немного, потом спросил.

— Вы знаете,

что всех иммигрантов в годы войны проверял ОСВАГ? В особенности это касалось иммигрантов с Севера.

Верещагин смотрел в сторону.

— Я проглядел досье на Павла Верещагина. Совершенно заурядное досье на иммигранта, кроме одной подробности: сквозного пулевого ранения в грудь.

— Он вышел из окружения, долго догонял своих, а когда догнал — его расстреляли. Как дезертира. Прямо на обочине дороги. Ночью он добрался до деревни, его там укрыли, а когда рана поджила, он сам сдался румынам, чтоб не навлечь беду на дом своих спасителей.

— Вам рассказывала мать?

— Дед.

— Видимо, феноменальная везучесть — семейная черта. Как и феноменальная глупость. Почему он вернулся в СССР? Кем надо быть, чтобы, поверив лживому пропагандистскому плакатику, дважды влезть в ту же канаву? Или вы, русские, думаете, что подставлять свою задницу ни за хрен собачий — героизм? Что за идиотская тяга к саморазрушению? Почему нужно пустить к черту свою жизнь ради какой-то химеры?

— Потому что я устал. Потому что мне надоело переходить от разведки к разведке, как засмальцованный полтинник.

— Арт, я понимаю, что вы устали, но не верю, что вас довели до полного безразличия к себе и людям. У вас же есть друзья, есть любимая женщина, и пусть даже вы в ссоре с родней — вам есть ради кого жить. Нам нужен командир дивизии. Вашей, Корниловской. В ситуации полной автономии.

— Десант? — без голоса выдохнул Верещагин.

— Я этого слова не произносил. Советую и вам его не произносить.

Артем вытер со лба пот.

— Господи… Флэннеган, один из нас сошел с ума. Наверное, я.

— Нет, — раздался голос от двери.

Полковник Адамс придвинул себе второй стул и сел.

— Артем, вы не сошли с ума, и все это совершенно серьезно. Вы озвучили то, что мы давно, почти сразу поняли, но на это уйдет время. Я не знаю, сколько, — а Крым должен держаться. Мы должны исключить возможность повторного советского десанта. Полностью. На время, превышающее месяц. Любой ценой. У форсиз для этого есть почти все: материальные и технические ресурсы, достаточная подготовка, люди… Не хватает лишь одного: слепой, ничем не обоснованной веры в себя. Здоровой дозы боевой наглости. Того, чего лично у вас — в избытке.

— То есть вам нужен не командир дивизии, вам нужен…

— Ходячий полковой штандарт, — закончил за него Флэннеган.

— И на этой козе таким вот окружным путем вы ко мне подъезжали?

— Вы забываетесь, капитан… — холодно блеснул глазами Адамс.

— Я нащупываю дно под ногами, сэр. Дело в том, что

я нахожусь в таком положении, когда мне можно просто приказать. А меня уговаривают. Значит, что-то здесь не так.

— Артем, приказать легко тому, кто движим внешними побуждениями. Вас же толкает ваш собственный движок. Вы — не человек долга, вы человек убеждений. Чтоб быть в вас уверенным, нужно вас убедить.

— В том, что я способен командовать дивизией?

— Реально дивизией будет командовать Казаков, — сообщил Адамс. — От вас требуется только одно: не путаться у него под ногами. Если вы найдете, чем ему помочь, — это хорошо. Но нас устроит и простое невмешательство.

— Это унизительная роль, — с пониманием добавил Флэннеган. — Но ради успеха операции вы на нее согласитесь.

— Сэр, — Артем встал перед Адамсом. Вытягиваться по стойке «смирно» в этом дурацком балахоне было глупо. — Я считаю, что это ошибка. Пожалуйста… Прошу вас… верните меня в батальон. Командиром роты.

Адамс покачал головой, встал и, выходя, бросил через плечо:

— Дивизия или трибунал, Арт. Третьего варианта нет. Мне очень жаль.

Осваговец тронул Верещагина за плечо.

— Арт, ваш ответ! Да или нет? Назначение у меня в кармане. Вы подпишете его?

— Да, — Верещагин расцепил пальцы. — Куда я денусь.

Флэннеган, как козырь на зеленое сукно, бросил сложенную вдвое бумагу:

— Подписывайте.

Артем прочитал бланк. Печать кадрового управления Главштаба была настоящей. Впрочем, в ОСВАГ сделают лучше настоящей — если надо. Он усмехнулся краем рта, взял протянутый Флэннеганом «Паркер» и расписался в том, что принимает назначение. На стол перед ним упала офицерская книжка — новенькая, еще тугая на сгибе, где в графе «звание в настоящий момент» красовалось: «полковник».

— Следуйте за мной, — сказал коммандер, сложив патент и положив его в карман.

— Куда? — спросил Арт, когда они проделали весь путь в обратном направлении и сели в машину. «Руссобалта» со штабными номерами во дворе уже не было.

— Мы едем в гости, ваше высокоблагородие, — тон Флэннегана снова обрел непринужденную легкость. — В старинный приличный дом.

— Предупреждаете, чтобы я не сморкался в рукав?

— Было бы мило с вашей стороны.

— Может, мне стоило бы побриться? Переодеться в соответствующую форму?

— Нет, сейчас как раз то, что нужно.

— Что на этот раз?

— Вы поймете. Сначала я думал вам объяснить, но потом склонился в сторону вдохновенной импровизации.

Верещагин не чувствовал никакого вдохновения.

— Человеческий фактор, Артемий Павлович. Все упирается в человеческий фактор. Ничего нельзя планировать точнее, чем на восемьдесят процентов. Всегда нужно иметь в запасе как минимум два варианта, не знаешь, какой надежнее… Востоков наплодил вариантов, как кроликов. Я еще не натыкался на такую развилку, где он бы не наследил. Мне у него учиться и учиться…