Госпожа Радуга
Шрифт:
Тот вытер нос рукавом и заявил:
– Пришёл в рабство сдаваться, пока не отработаю.
Я взбесилась:
– Как ты складно придумал! Я тебя буду кормить и поить, а ты будешь «отрабатывать», маленькая вороватая дрянь! Да таких, как ты, сотни две надо, чтобы отработать! Да ты…
Генри ласково обнял меня и закрыл рот поцелуем. Потом он шепнул мне в губы: «У меня идея, разреши?»
Я кивнула, а он обратился к Руфусу:
– Принимаю. Будешь служить юнгой на моём
Генри отдал мне метлу и со словами: «Я скоро, дорогая!» аппарировал вместе с опешившим Уизелом.
Вернулся супруг часа через два, долго радовался, что вновь увидел море, и рассказывал, как определил Руфуса с подходящими комментариями на один из своих кораблей. Капитаном там был старый друг Генри, настоящий морской волк, безжалостный к лентяям, требовательный начальник. Шаффик знал почти всю команду лично, ему там безумно обрадовались, Генри рассказал им всю историю своего исцеления, включая рассказ о подвигах рыжего. Руфуса ожидало «веселое плаванье». Муж спокойно сказал:
– Если выживет, станет достойным человеком.
Таблица предков дополнилась комментарием. Тему Уизела я не закрыла, через пять лет вернусь к записям. Вместо финального смайлика поставила многоточие.
Принц тоже пришёл сам. Октавиус Септикус Принц оказался носатеньким и вредным, наверное, это кровь. Молодому человеку было двадцать семь лет, он только что разорвал помолвку и пришёл проситься в ученики, раз он прямой вассал. Помолвку он разорвал сразу после нашего знаменитого бала: выбирал он невесту от скуки, потому что сидеть в пыльном мэноре одному было скучно, а денег на эксперименты не хватало. С тоски он волочился за одной из многочисленных Блэков, но страстью не пылал и с радостью променял помолвку на две большие лаборатории. Я познакомила обалдевшего от счастья Октавиуса с пеплозмеями и руноследами и предоставила ему избранные семейные рецепты с использованием шкур и яиц данных змей. Всё, Октавиус стал моим навеки. Он меня обожал. Его же обожала Трейси. Её материнская натура получила подходящий материал для откармливания и заботы. Трейси требовала, чтобы «мальчик» питался и спал по часам, она полностью поменяла ему гардероб, заставила подать заявку на химический факультет маггловского университета, в общем, носилась с ним, как курица с яйцом. Вацлав только добродушно посмеивался. Он писал большой труд «Поведение змей в естественных условиях» и находился в приятном экстазе – ни один ученый не мог похвастать подобной удачей: змеи сами охотно делились деталями своей жизни. Редактировал папа-змей.
Ангел совершенно привык и бегло шпарил на парселтанге. Он поливал и ухаживал за «бабушкиным» деревом - мы высадили в саду роскошный куст сирени в её честь. Сирень прислали радостные Лонгботтомы по моей просьбе. Октавиус тихонько подлил особое зелье в землю, и сирень цвела уже второй месяц. Бантик самолично взрыхляла землю и помогала избавляться от вредителей. Ей активно помогала Саксия, прилежно изучающая «змеиный» язык под руководством Вацлава. Дети были неразлучны. В связи с суматохой после рождения младшего брата, Саксия переселилась на лето к нам, вместе с нянюшкой-сквибкой. Трейси тайком показала мне листочек, найденный под кроватью девочки. Там значилась дата «первое августа тысяча девятьсот тридцать девятого года» и подпись «Свадьба Лорда Ангела Шаффика-Гонта и Саксии Шаффик-Гонт, урождённой Фоули». На рисунке весело махали две счастливые фигурки, рядом скалилась трехголовая змея с кучей бантиков. Понятно, Ангел нашёл свою судьбу. Учитывая унаследованный от Арабеллы кипучий нрав малышки, я не сомневалась, что однажды фото с идентичной подписью окажется у меня в руках.
Корвин рос смышлёным папиным любимцем. Если я хотела найти Корвина, то шла в кабинет Генри. У него накопилось множество нерешённых дел за пять лет болезни, и у нас постоянно сновали «казённые» личности: какие-то стряпчие, гоблины из банка, арендаторы, матросы, и конца им не было видно. Муж принимал посетителей, а Корвин сидел у него на руках или рисовал за его столом. Я точно знала, что с финансами у нас всё в порядке, так что не вмешивалась в дела мужа. Он сам мне рассказывал, что починил крыши во всей ближайшей деревне, что пересмотрел вложения в различные бизнесы, помог старому другу выкупить корабль, открыл детские вклады на обоих мальчишек, что придумал, как улучшить маневренность какого-то вида морского судна, и договорился о строительстве пробного экземпляра…
С Малфоями и персиком получилось вообще
Не знаю, появятся ли белые павлины Малфоев, а вот персиковая роща у них уже была. Персиковые цветы распускались на зачарованном потолке, в вазах благоухали сочнейшие и свежайшие плоды, слуги сновали с бокалами персикового вина и сока для дам, мужчинам предлагалась персиковая настойка на спирту. Мне вспомнилась лимонная водка «Кеглевич», запах примерно такой же. Как позже выяснилось, это была именно она, рецепт был выкуплен у официального производителя и улучшен магически.
Ярвуд Малфой вместе с сыном, Финисом Малфоем, и его глубоко беременной супругой встречал меня, как потерянную первую любовь. Я уже ко всему привыкла с этой магической прессой, так что совершенно не удивилась, что «нелепая размолвка лучших друзей привела к недопониманию», и торжественно приняла в дар огромный налитой персик. Я осмотрела плод со всех сторон, громко заявила, что не вижу ни единого пятнышка, и церемонно пожала руку старшему Малфою. Оказывается, тот лорд Малфой (торговец Малфуа) рассылал любимым друзьям персики из сада, совершенно бесплатно, конечно, из большущей любви к друзьям и от всего честного Малфоевского сердца, а развозил их нанятый торговец на ослике, магией те персики переправлять было почему-то нельзя, уж больно нежные плоды. Так вот (со слезой): торговец не уберёг корзинку с лучшими персиками для лучшего друга, Слизерин получил немного помятые плоды и расстроился. В результате случилось проклятье, ой, что Вы, недопонимание. Зато потомки, нежно дружащие с детства (ага, добро пожаловать в папин гарнизон, так и вижу растерянную Арабеллу и обалдевшего Малфоя на железной горке), решили возродить былые традиции и ритуально примирить прародителей. Я варю для друзей зелья (ладно, сварю и белобрысым), Арабелла устраивает праздники (это она умеет), а Малфои снабжают всех вином и фруктами (уговорили, сволочи, вино действительно шикарное). Позже я тихонечко проговорила папину фразу насчёт яйца, мы дождались фиолетового свечения в нужном месте, и Ярвус доверительно сообщил, что решил ещё раз жениться. Он выразил искреннее сожаление, что я уже замужем, но Генри так на него зыркнул изумрудным глазком, что Малфой спешно сбежал танцевать. Бал был чудесным, Арабелла блистала, я объелась персиков, Генри тоже. Как только мы зашли в дом, я помчалась варить зелье от проблем с кишечником, варили мы в четыре руки, вместе с Октавиусом. Я приготовила много, выпила сама, напоила Генри, отправила хорошим людям (Людвигу с женой, Слизнортам, семейству Фоули, Чарис Блек и хозяевам праздника). Все прислали благодарственные записки, написанные с большим чувством. М-да, персики…
Неумолимо приближалось первое сентября. Меня вызвал к себе директор Диппет, он был на нашем судьбоносном вечере и возвращение наследницы основателей в школу только приветствовал. Мне ужасно не хотелось оставлять семью, но бросить без внимания просьбы Слизерина я тоже не могла. Он вернул Генри зрение и признал своей дочерью на глазах у всей элиты Магической Британии. Моего отца на свете нет уже больше десяти лет, а я всё ещё по нему скучаю. Теперь же самый могущественный маг объявил меня «доченькой», как же я обману его ожидания? Решено, еду в Хогвартс. Диппет предложил мне зельеварение, я попросилась ассистентом Слизнорта. Я буду вести предмет с первого по третий курс, Слизнорт будет проводить уроки у четвёртого по седьмой. За год я сдам ЖАБА, привыкну и приму факультет Гриффиндор, буду деканом. Дамблдор займется административной работой и останется преподавателем Трансфигурации, а деканство передаст мне. Ох, весёлое время меня ожидает…
Глава 14
Зал был освещён тысячами и тысячами свечей, плавающими в воздухе над четырьмя длинными столами, за которыми сидели ученики. Столы были сервированы сверкающими золотыми тарелками и кубками. В противоположном конце зала стоял ещё один длинный стол, за которым уютно устроились в креслах преподаватели. Профессор Дамблдор провёл к нему новичков и выстроил их в линию лицом к ученикам и спиной к преподавателям. Сотни лиц, в мерцающем свете свечей похожих на тусклые фонари, были повёрнуты в их сторону. Там и тут между учениками туманным серебром сияли фигуры привидений. Вместо нормальной крыши видно было бархатисто-чёрный потолок, усыпанный звёздами. Было сложно поверить в то, что там вообще был потолок, и что Большой Зал не находится прямо под открытым небом.*