Госпожа Удача
Шрифт:
— Ты не поедешь в садовый центр.
Она склонила голову набок.
— Поеду, террасе нужны растения.
— Террасе не нужны растения.
— Нет, нужны.
— Нет, не нужны.
— Ладно, — она сделала шаг к нему, и безжизненность исчезла из ее голоса, теперь она говорила с напряженным терпением, — ты парень, поэтому не понимаешь, но когда мужчина приводит новобрачную в свой дом, она занимается подобным дерьмом, типа садоводства, чтобы поставить на доме свою печать, сделать его своим, сделать его домом. Люди будут ожидать от меня подобного дерьма, и поэтому
На это Уокер ответил:
— Сегодня воскресенье.
Брови Лекси сошлись на переносице.
— Ты прав. Сегодня воскресенье.
Вот оно. Эмоция. Не что-то важное, но смятение, смешанное с нетерпением.
Он принял это и без колебаний, черт бы его побрал, пошел за добавкой.
— Так вот, мужчина выходит из тюрьмы, находит себе жену, приводит ее в свой дом, заботится о делах, выходит на работу, чтобы ее обеспечить, и в первый же выходной его жена не едет в садовый центр за растениями в идиотской попытке поставить свою печать на доме. Она остается дома со своим мужем, и он трахает ее до полусмерти.
Он наблюдал, как румянец заливает ее щеки, как вспыхивают глаза, и ему это понравилось. Это был не свет Лекси, но это было что-то. Что-то большее, чем смущение и нетерпение, и это он тоже принял.
Затем Тай увидел, как она расправила плечи, прежде чем ответить:
— Ты прав, Тай. Мужчина только что вышел из тюрьмы и женился, это я понимаю. Но я также понимаю, что, возвращаясь домой после работы, он не отправляется на тренировку в спортзал, а, как ты выразился, трахает свою жену до полусмерти. Но ты этого не делал. Даже сегодня утром, — она махнула рукой в сторону двери, — ты не занимался утренним сексом с женой, а отправился на пробежку. Это ты установил правила, так что, очевидно, мое поведение вполне нормально.
— Может, я не трахнул свою жену сегодня утром, потому что утомил ее ночью, — ответил он и увидел, как Лекси, теряя терпение, всплеснула руками.
Вот оно. Он пошел за этим. Принял. Больше.
— Ну, прошлой ночью ты ее не утомил. Ты спал на гребаном диване! — огрызнулась она.
— Ты сама провела эту черту, Лекси, — огрызнулся он.
И вот тут-то она вышла из себя, разнеся в клочья, его уже и так державшийся на волоске самоконтроль. А он держался на волоске потому, что она подтачивала его с того момента, как он увидел ее рядом с «Чарджером» под жарким, как адское пекло, солнцем Южной Калифорнии, и после того, как она погасила свет, продолжала его подтачивать.
— Нет, Тай, это ты провел черту, когда в одну секунду я лежала в твоей постели и твой язык был у меня во рту, твои руки на мне, и, клянусь Богом, клянусь Богом, больше тебе ничего не нужно было делать, я была так близко, — она подняла руку, держа большой и указательный пальцы на расстоянии дюйма друг от друга, — чтобы кончить только от этого, а в следующую секунду ты забрал все это у меня. Все это, и ты, бл*ть, точно знаешь, о чем я говорю, потому что в следующую секунду я уже стояла на ногах, ты был в двух футах от меня, но с таким же успехом мог бы все еще находиться в гребаной Калифорнии, а потом я увидела, как ты отключился.
От ее слов у него перехватило дыхание, но он сумел выдавить:
— Что?
— Ты
Ну, нет, мать вашу, она никуда не пойдет.
— Не уходи от меня, — прорычал Уокер.
Лекси не ответила, продолжая двигаться к лестнице.
Вот тогда-то Уокер и пошевелился.
Она уже спустилась на две ступеньки, когда он обхватил ее за талию и поднял обратно. Лекси врезалась в него спиной, другой рукой он крепко обхватил ее поперек груди, развернулся, поставил ее на ноги и повел вперед, прижимаясь губами к ее уху.
— Я сказал, не уходи от меня.
— Тай, — прошептала она, теперь он чувствовал вздох, удивление, может, даже шок, и их он тоже примет. Черт бы его побрал, он знал ее чуть больше недели и готов был принять от нее все, что угодно.
Лекси подняла руку и обхватила его предплечье у себя на груди.
Он отпустил ее талию, снял с плеча сумочку, бросил ее на пол и снова вернул руку на место, не переставая вести Лекси, остановившись лишь у дивана.
— Почему ты выбросила свадебный букет? — громыхнул Тай ей в ухо, она не ответила, он осторожно встряхнул ее и отрезал: — Почему?
— Это всего лишь цветы, — прошептала она.
— Это не просто цветы.
— Тай…
— Почему?
— Зачем тебе это? — тихо спросила она.
Он еще раз осторожно встряхнул ее.
— Ответь мне, Лекси. Почему ты выбросила букет?
— Это были просто цветы.
— Нет, не просто.
— Ты прав. Это были не просто цветы, — тихо сказала она. — Но после того, как ты поставил меня на место, стали ими.
Он закрыл глаза и уткнулся лицом ей в шею.
Тай больше не мог. Два дня он твердил себе, что может, так будет лучше, безопаснее, но не для него, а для нее. Он впустил ее, хотел, чтобы она вошла, и она вошла. И тут увидел, что это ошибка. Затем, он повел себя как мудак, вытолкнул ее за проведенную им черту, чтобы защитить от своего дерьма, от него, и ясно дал понять, что она должна остаться там. Лекси получила его сообщение, она не могла его пропустить.
Но, Господи, он больше так не мог.
Он должен вернуть ей свет.
— Отпусти меня, — прошептала она.
— Нет.
— Отпусти.
Приблизившись губами к ее уху, Тай прошептал:
— Детка, я причинил тебе боль.
Тело Лекси в его объятиях замерло, и она прошептала в ответ:
— Нет.
— Я был мудаком, я облажался и причинил тебе боль.
— Прекрати.
Он крепче стиснул руки и прижался виском к ее волосам.
Они были мягкими и густыми, и пахли чертовски здорово. Он хотел погрузиться в них пальцами. Хотел почувствовать их на своей коже. Хотел чувствовать их повсюду, пока ее рот обрабатывал бы его член.
— Лекси, прости, что сделал тебе больно, — прошептал он ей в волосы.
— Пожалуйста, прекрати.
Он убрал руку с ее плеча на шею и потерся виском о ее волосы, а затем его губы оказались на ее шее.
— Ты честно чуть не кончила, когда мои губы коснулись тебя?
Она дернулась от смены темы, но Тай не отпустил ее, вместо этого прижав ближе.
— Я сказала, пусти, — потребовала Лекси.
— Отвечай, — приказал он в ответ. — Мой рот — все, что для этого было нужно?
— Тай…