Госпожа удача
Шрифт:
Была ли причиной тому его горячая ирландская кровь, разбавленная кровью украинских предков матери, но не ставшая от этого холоднее, или, может статься, виски «Лэфройг», составлявшее ему компанию на протяжении последних трех дней, но подполковник воспринимал реальность в масштабах локальных: есть лично он, Брайан Огилви, есть солдаты и офицеры из его полка — ребята хорошие, но глупые; есть печальная перспектива провести остаток жизни за Полярным Кругом, и есть виски «Лэфройг», которое делает эту перспективу немного размытой, а потому — не такой страшной.
Но, коротая вечера с «Лэфройг», подполковник забыл о подрывных свойствах этого напитка.
Произошло это как раз в тот день, когда денщик, разбудив подполковника, уведомил его об открытии военно-спортивного праздника «Весна».
— Началось. — Подполковник сел на кровати и тут же закрыл глаза. Казалось, что правое полушарие мозга объявило левому войну, и обе стороны перешли в наступление. Немного подумав, он крикнул:
— Кузьмук!
Когда денщик появился, Огилви напряг интеллект, пытаясь вспомнить, зачем он звал Кузьмука.
— Кузьмук! — подполковник принял решение: — «Blow-up» со льдом, чистую рубашку, полевую форму, чашку кофе.
Подполковник никогда не признал бы себя алкоголиком, но без утреннего «воскресительного» коктейля он был в последнее время недееспособен. Ледяной «Blow-up» оживил его ровно настолько, чтобы нашлись силы поднять себя с кровати, втащить в душ и врубить холодную воду. После двух минут стояния под ледяной россыпью струй подполковник был уже в норме и бритву держал твердой рукой.
Хрустя свежей рубашкой, сверкая ботинками и благоухая одеколоном, Огилви сел в машину и поехал в штаб дивизии. Командира дивизии он не застал: тот как отправился вчера вечером в Симфи по делам, так до сих пор и не вернулся. Как проходил разговор подполковника с начальником штаба полковником Кутасовым, что сказали друг другу двое офицеров — неизвестно, так как впоследствии оба никому не передавали содержание этого разговора. Известно лишь, что подполковник покинул кабинет в мрачном расположении духа и всю обратную дорогу вел машину так, словно на всем Острове он был один, как Робинзон.
Штаб полка встретил своего командира веселой суетой. Готовились бумаги, звонили телефоны, везде, где были телевизоры, они работали, передавая радостные сообщения о ходе воссоединения Крыма с братским Советским Союзом.
Подполковник плюнул, развернулся и, на ходу расстегивая китель, направился в офицерский коттедж, где достал из бара бутылку виски, налил себе полный стакан, выпил и повалился на кровать.
Через какое-то время его разбудил Кузьмук.
— Что, уже? — прохрипел Огилви.
— Никак нет, сэр! — ответил Кузьмук. — Там пришли ротмистр Кретов и ротмистр Белоярцев…
— Ну? — Подполковник приподнялся на локтях. — Гони их.
— Ваше благородие! — Белоярцев оттер денщика в сторону. — Извольте встать и выслушать! Только что советским истребителем был сбит вертолет полковника Чернока…
Три секунды понадобилось Огилви, чтобы вникнуть в смысл сообщения.
— Полный сбор, — наконец сказал он. — Все. Буду через пять минут.
В реальном времени все вышло несколько иначе, но в конечном счете весь полк был выстроен на плацу, а подполковник стоял перед строем, слегка раскачиваясь с пятки на носок и похлопывая по
Опять же неизвестно доподлинно, что именно сказал своим орлам подполковник Огилви. Но после его речи ни у кого и мысли не возникло оспорить команду «По машинам!». Через полчаса в расположении полка было пусто. Танковая колонна в сопровождении обеспечивающих машин двигалась в район сосредоточения. На головном танке, свесив ноги в люк, сидел подполковник Огилви, в руке была фляжка с «Лэфройг». Подполковник мучительно размышлял, что же ему делать дальше. Все больше и больше собственная затея представлялась ему безумием, и только природное ирландско-хохлацкое упрямство мешало признать поражение.
Наконец он решил действовать по принципу «ввяжемся, а там видно будет». «Встанем в поле лагерем и подождем, явится ли кто-нибудь по нашу душу. Пошлем разведку в Курман-Кемельчи и Джанкой». Подполковник принял решение и запил его глотком виски. Все-таки он был пьяница, этот крымский танкист.
Командир 217-го парашютно-десантного полка 104-й гвардейской воздушно-десантной дивизии тоже был наполовину украинцем, тоже подполковником и тоже пьяницей. Бывают в жизни совпадения.
На службу иные люди кладут жизнь. Подполковник Романенко положил на службу все, что мог, с прибором и без. В тот момент, когда подполковник Огилви выводил свой полк в район сосредоточения, подполковник Романенко принимал хлеб-соль от городского головы Курман-Кемельчи. Осушив стопарик чистой, как детские слезы, водки, Романенко выдохнул, занюхал кусочком каравая и произнес знаменитое «Русские после первой не закусывают».
Хотя нет — он это делал в тот момент, когда Огилви еще валялся на кровати. Когда крымский танкист уводил свой полк, торжественный банкет в ресторане «Таврида» был в самом разгаре, и подполковник Романенко возглашал тост в честь воссоединения русского народа. Тост был встречен общим ликованием караимов, составлявших большинство жителей Курман-Кемельчи (правда, ликование слегка потускнело после приказа Романенко снять со здания мэрии «эти тряпки» (вымпел с караимским гербом и русский трехцветный флаг), подняв вместо них красное знамя. За красное знамя выпили отдельно.
Солдатам и офицерам 1-го отдельного бронемобильного батальона и 1-го противотанкового дивизиона Алексеевской дивизии ни выпить, ни закусить не предлагали. Приняв у них сдачу, их заперли на хоздворе, который наскоро обнесли колючей проволокой и оставили там под охраной роты капитана Суровцева. Жители Курман-Кемельчи позаботились и об этой роте: грузовик безалкогольного пива и копченых сосисок, дар предпринимателей города, был предоставлен десантникам в полное их распоряжение.
В отличие от подполковника Романенко, для которого принятие ключей Курман-Кемельчи, а затем и Джанкоя, было сплошным удовольствием, для майора Грибакова оно оказалось делом хлопотным. Но майор не возражал. Он ни словом не обмолвился о том, что неплохо бы комполка самому заняться делами или хотя бы выделить кого-нибудь Грибакову в помощники. Мотив его поведения был прост: Грибаков предоставлял своему шефу возможность самому вырыть себе могилу. Надежную и глубокую. И когда подполковник Романенко в нее свалится, очень важно, чтобы на глазах у начальства оказался надежный и исполнительный офицер, который сумеет взять полк в свои руки.