Госпожа удача
Шрифт:
— You must be crazy [14] .
— Варианты, Гия! Ты предлагаешь с ними драться? Их здесь рота, Князь! Семьдесят человек! И хорошо, что не батальон, как они планировали поначалу…
— Батальон поместился бы здесь только при условии, что все выдохнут и не будут вдыхать, — сострил Кашук. — А вообще, товарищ старший лейтенант, вы играете на грани фола. Когда вы брякнули «яки», я чуть не поседел.
— Я подумал, что так будет лучше… Чем кто-то из наших сболтнет что-то и нужно будет выдумывать — лучше сразу втюхать
14
Ты спятил ( англ.).
— Яки, Арт, — уступил Берлиани. — Но зачем ты задрался с их лейтенантом? Шэм бы не рассыпался, если бы обошлось без конфликта.
— Вы неправильно рассуждаете, Князь, — заметил Кашук. — Нам необходимо было поставить их на место. Иначе через час они бы оказались здесь, а мне они здесь совсем не нужны, и тем более они мне не нужны в генераторной.
Всех передернуло при мысли о том, что будет, если хоть кто-то из десантников проникнет в генераторную.
— Не представляю, как это у нас получится… — простонал Берлиани.
— Все просто. Говори поменьше, веди себя понаглее, и никому даже в голову не придет, будто что-то не так.
Верещагин ошибался. Глебу очень быстро пришло в голову, что тут нечисто.
Так не бывает, подумал Асмоловский. Ну, совпадение это. Полный тезка знаменитого крымского альпиниста… «Знаменитый альпинист» — само по себе смешно. И фамилия не такая уж редкая. Нет, ну как это все-таки бывает…
Они сидели на смотровой площадке телевышки, рассматривая покрытые лесом горы. Ближайшие вершины были пологи, поросли редким лесом, похожим на вытертый каракуль, витиеватая дорога переползала через Гурзуфское Седло. Вдали сияло море, в ложбине между двух холмов развалился сонный Гурзуф, и Глебу казалось, что он чувствует запах воды.
Глеб из последних сил сопротивлялся чувству созерцательного покоя, но примерно с тем же успехом, с каким весенний снег может сопротивляться действию солнца. Так накрутив людей, нужно бросать их в бой, иначе дело кончится все той же пьяной расслабухой. Офицеры имели хоть какое-то развлечение: в комнате отдыха был телевизор. Солдатам же ничего иного не оставалось, как трепаться, спать, травить анекдоты, играть в интеллектуальные игры («очко» на пальцах) и на гитаре… Ну и, конечно же, пить. Голь, хитрая на выдумки, прятала спиртное в самых невероятных местах, и, несмотря на обыски с конфискацией, количество пьяных оставалось стабильным. Больше того — конфискованное делили офицеры. Надежда была только на то, что запасы пойла все-таки конечны, а здесь, слава Богу, достать негде…
— Извините за дурацкий инцидент, — сказал старлей. — Я должен был предоставить это вам…
— Да нет, все нормально. Сергей был не прав.
— А что, собственно… послужило причиной?
— Мать его в детстве ушибла — вот что послужило причиной… Вы читали «Момент истины»? Помните, там армейский капитан возмущается в душе, когда СМЕРШевцы угощают его консервированными сосисками?
— Ну, помню… — мрачно сказал старлей.
— Вы таким, как
— Понятно… А вам, товарищ капитан, такие как мы — как?
— Мне? Ну, меня, если честно, все это тоже немножко коробит. Ведь и мы не рассчитывали, что здесь уже кто-то есть. Ладно, замяли.
Он открыл пиво.
— Дрянное здесь пиво, кстати. Это уже пятая банка, а градуса не чувствую.
— Товарищ капитан, посмотрите на процент алкоголя…
— Епрст… — Глеб засмеялся. — Безалкогольное пиво… А ребята там матюкают белогвардейскую пивоваренную промышленность… Нет, ну надо же… Это к вопросу о сосисках из банки… Слушайте, я хочу вас как специалиста спросить… Ну, вот знаете — писатели часто прокалываются на мелочах, особенно когда пишут про то, чего не знают… Вы, как разведчик, на чем-нибудь Богомолова поймали?
— Как разведчик — нет, — все так же мрачно ответил Артем.
— А кстати, Артем, вы сами часом не белогвардейский шпион?
— Конечно, шпион, — согласился Верещагин. — И на чем же я прокололся? У нас по системе «Атлас» мускулы не качают, на серфинге не катаются и по методике Табуки аппендикс не вырезают, так?
— Не-а. Вы на самом деле известный белогвардейский альпинист.
— Угу, высоко забрался. — Старлей из-под ладони обозрел окрестности. — Вечные льды и снега Монблана.
— Я серьезно. У вас где-то здесь есть почти полный тезка. Два года назад он поднимался на К-2. Знаменитое было восхождение — не слышали?
— Не интересуюсь альпинизмом. А что, у нас об этом писали?
— Не помню, кто писал. Кажется, поляки. Я думал, сдохну от зависти…
Глеб повернулся к морю спиной и посмотрел на скальный взлет Роман-Кош, над которым на тридцать метров поднималась телевышка. Верещагин и Роман-Кош. Верещагин и Лхоцзе. Интересно, что он чувствует сейчас, этот белогвардеец? Все, для него границы закрыты. Стирай с карты Гималаи.
Год назад Тамм получил добро на эверестскую экспедицию, Глеб поехал на Памир — проходить отборочные, и когда прошел — был без водки пьян от радости. Эверест, недостижимый и вечный — Господи, если не подняться — то хоть рядом постоять! Очередь им приходилась на 82-й год, поначалу выпало на 81-й, но японцы уговорили поменяться — у них было столетие Токийского университета, хотели отметить. Тамм уступил, и Глеб готов был сгрызть ногти до локтей: еще один год ожидания! Он с ума сходил — так что же чувствует тот, для кого Гималаи теперь закрыты навсегда?
Пятидесятиметровому крымскому ретранслятору было далеко до Останкинской телебашни, но крымцы очень остроумно решили проблему, расположив его на плече самой высокой горы. Держась за скалы на стальных растяжках, вышка была надежно застрахована от ветра. А ветер здесь не стихал ни на минуту.
Глеб разглядывал отвесный гранитный скол, идущий вровень с вышкой почти на треть ее высоты, мысленно прокладывал маршруты — совершенно несерьезная стена, но здесь можно проложить парочку изящных, хоть и коротких.