Госпожа ворон
Шрифт:
— Уезжаете? — Маатхас запыхался, но успел сбежать по ступенькам до того, как, облаченная в самый привычный ее облику походный вид (тот самый, в котором Сагромах впервые увидел Бансабиру и полюбил) танша поднялась на коня.
— Тан? Да, пожалуй, — потерявшая, было, дар речи, Бансабира справилась с чувствами. Прощаться с ним было бы невыносимо, и она предпочла избежать этого вовсе. — Простите, что так внезапно: я надеялась, мне удастся вернуться на север в вашей компании.
— Так возвращайтесь, — Маатхас протянул руку, и Бану, украдкой оглядевшись, вложила свою. Сагромах
— Я бы с радостью, но возникли неотложные дела в Багровом храме.
— Вот оно что. В таком случае, — с новой силой сжал он вложенные в его ладонь пальцы, не поддаваясь грусти, — как только вернетесь в чертог, пошлите за мной. Я ждал достаточно долго, — непреклонно настоял Маатхас тоном, будто все решил, и от Бану уже ничего не зависит. Стараясь выразить взглядом, что только она знает, насколько долго он ждал, Сагромах давил волей. — Нам надо поговорить.
Бансабира всегда немного терялась от этого чуточку сердитого вида, когда Маатхас переходил к главному в его чувствах. Она попыталась от неловкости отстраниться, но стоило немного пошевелить пальцами, зажатыми в руке Маатхаса, тот надавил еще сильнее. Пока она не даст слова, он не отступит, с замиранием сердца поняла женщина.
Бансабира набрала полную грудь воздуха и гордо распрямилась:
— Непременно, тан Маатхас, — с достоинством ответила она. — Я пошлю к вам гонца, как только переступлю родной порог.
— Я буду ждать, — Сагромах внимательно следил за малейшими изменениями в лице Бану. — Надеюсь, ваше путешествие…
— Прошу прощения, — подал голос подоспевший Гистасп, которому велено было проводить таншу и получить последние распоряжения. — Я задержался, потому что перехватил письмо для вас из дома, — альбинос протянул бумагу госпоже, которая, наконец, освободилась от захвата Сагромаха, а потом обратился к последнему с приветствием, — доброго утра, тан Маатхас.
— Доброго, Гистасп.
Бансабира отошла на пару шагов, разворачивая лист и вглядываясь в каждую строчку.
— А, вот вы где, — по ступенькам сбежал Дайхатт. — Утра тебе, Маатхас, — кивнул южанин Сагромаху. — Наконец, удастся поговорить с вами без бесконечного вмешательства дяди Яфура, а то от него…
— Чтобы у него руки отсохли, — гневно вышептала Бану, смяв лист.
— Тану? — одновременно позвали два тана. Дайхатт, которого перебили самым бесцеремонным образом, немножко подпрыгнул на пятках. Гистасп молча сделал шаг по направлению к госпоже, надеясь предотвратить бурю.
— Потери в разведке, — шепнула Мать лагерей, — шпионаж на Перламутровом, новости из Адани и Орса, Багровый храм, — заговорила она громче, — где мне надо убедить бойцов примкнуть, подготовка Тала, строительство…
— Тану, — еще раз, успокаивающим тоном позвал Маатхас, видя, что Бану заходится, не видя ничего перед собой.
— …поиски достойного генерала, какие-то орсовские жрецы со своим лже-богом на моих землях, атаки исподтишка в адрес Гистаспа… — голос Бансабиры стремительно набирал силу.
— Что-то случилось? — всерьез встревожился Аймар. Он все еще не решил, как поступить лучше: ухлестывать за Бану или за раманской дочкой.
— …Каамал со своими
— Госпожа, умоляю, не волнуйтесь напр… — начал Аймар.
Маатхас только переглянулся с Гистаспом: что делать? Тот качнул головой: не лезть под руку.
— Или он заткнется раз и навсегда, — грохотала Мать лагерей, — или я по уши вобью его в землю. Гистасп, — гаркнула Бану, — забудь обо всех заданиях в чертоге. Возвращайся и хоть заживо сдирай с Отана кожу, но заставь его замолчать и опустить руки. Не понимает по-хорошему, выбей всю дурь из его головы дубиной.
— Как прикажете, — Гистасп намеренно постарался ответить не особо серьезно, а так, как всегда отвечал в шатрах — мол, да, согласен, раз уж выхода нет. Только подобная стабильность в мелочах позволяет раскаленному от тревог сознанию удерживаться на поверхности ясности. Бану коротко кивнула альбиносу, взором простилась с Сагромахом, потом развернулась назад и шагнула к оседланной лошади.
— Что стряслось? — настойчивее потребовал ответа Аймар, встав на пути. Поскольку без ответа Дайхатт пропускать не хотел, Бану приблизилась вплотную, выждала мгновение, давая тану время сообразить и поступить верно. Дайхатт соображать не желал, поэтому Бану, положив правую руку на правое мужское плечо, как занавеску, вытолкнула Аймара в сторону:
— С дороги.
Мать лагерей с силой потянула лошадь за уздцы, прилаживаясь, оперлась на луку и перекинула ногу через седло.
— Реши это, Гистасп, — велела, разворачивая лошадь. — Когда вернусь, дам знать — пусть меня встретят, — подбила пяткой и пустила резвой рысью.
— Слушаюсь, — замер Гистасп со склоненной головой. Есть моменты, когда перечить ей нельзя. Даже если она опять замыслила какую-то гнусную авантюру, от которой лучше поберечь седалищное место.
— Гадство, — вышипел Дайхатт, сжал кулаки и, заходясь под нос отборной бранью, взлетел обратно по лестнице в парадную дворца, злой, как демон из старых легенд. Что за ерунда тут творится. Похоже, с этой своенравной ведьмой хрен сладишь. Надо быстрее собираться в дорогу, поторопить командиров, чтобы пригнали отборные части армии — и на Перламутровый. Нечего засиживаться: быстрее устранит бунт — быстрее станет зятем династии Яасдур. Какой-то Матери лагерей близко с этим не стоять, даже если у нее орда, а у столицы — только имя.
Да и потом, додумал Дайхатт немного позже, успокаиваясь, бракосочетание Бансабиры Яввуз определиться в самое ближайшее время. Если он чуточку задержится на островах, будет даже лучше: когда вернется, станет ясно, действительно ли Мать лагерей так умна, как о ней говорят, или на деле оказывается просто недалекой Маленькой таншей, выгребшей в Бойне Двенадцати Красок за счет находчивости подчиненных командиров? Дайхатт самым недвусмысленным образом обозначил свои намерения — их брак станет самым грозным союзом в стране, и если Бану не выберет его, Аймара, разговор будет короток.