Госпожа ворон
Шрифт:
Дан дергано обернулся и дал железное объяснение:
— А то есть.
— Они все зачем-то прячут волосы, — пояснил Гистасп, будучи вынужденным тоже включиться в беседу.
— Что за бред, — подивилась девушка. — Это же не грудь.
— Вот име… — снова заорал Дан и вдруг умолк. Мимо проплыла какая-то густая черная копна, ниже которой вихлялись крутые женские бедра. Дан развернулся вслед красотке всем телом, всполошился, залпом опрокинул недопитые прежде полстакана эля и гаркнул:
— Я пошел.
Бывший собеседник Смелого облегченно
Бансабира, свесив голову набок, с неподдельным интересом наблюдала, как Дан Смелый строит страшные рожи, машет руками и что-то орет, игнорируя особое внимание Гистаспа и утомленную физиономию кого-то из сотников. Бедолага, посочувствовала Бану. Он явно не по своей воле нарвался на Смелого, который с известных пор озаботился установлением доверительных отношений с подчиненными.
На соседнее кресло подсел Шухран.
— Звали, тану?
Бансабира чуть поморщила носик совершенно забавным образом: от Шухрана тянуло алкоголем, и Бану, которая не притронулась к выпивке за время праздничного обеда, хорошо улавливала даже несильный запах. Впрочем, ей это никак не мешало, даже наоборот — на душе становилось чуточку приятнее оттого, что удалось позволить своим людям ходить в подпитии днем. Днем эль особенно хорош.
— Ну как любовь может быть грехом? — где-то посреди зала Дан громыхал так, что слышала даже Бану с помоста. Шухран тоже на мгновение вскинул голову, повинуясь рефлексу, и метнул на тысячника несколько растерянный взгляд.
— Точно.
— Слушаю вас, — Шухран подобрался со всей готовностью выпившего совершить любой подвиг. За время пребывания в южной полосе посреди лета он отчаянно загорел, сделавшись совершенно бронзового цвета, так что вкупе со счастливыми осоловелыми глазами и бритой головой, выглядел точь-в-точь могучим невольником из ласбарнских бойцовских ям. Почему, собственно, и нет, размышляла Бану, если его отец был беглым ласбарнским рабом, и, скрываясь, так далеко забрался на север, что однажды встретил мать Шухрана, коренную северянку из-под астахирских круч? Хорошо, что так вышло: благодаря опыту безвестного беглеца, Шухран Двурукий вырос умельцем, которым отряд телохранителей Бану гордился особенно.
— Послезавтра поедем на верфь, — пояснила танша задачу. — Поэтому разыщи Одхана, а то он куда-то запропастился, и сообщи. Кроме того, соберешь в отряд Вала, Ниима, Маджруха и Ри.
— Им сейчас сказать? — уточнил Шухран. Парни явно не обрадуются, едва повылазив из седел, снова в них лезть.
К удивлению мужчины, танша махнула рукой:
— Завтра.
Шухран нахмурился: от такого ответа что-то в его голове не сложилось в одну цепочку с другим чем-то.
— А почему не сейчас? — с недоумением спросил он.
— Там Дан опять безумствует, — вдумчиво протянула танша, рассматривая рослого брюнетистого
Шухран задумался. Он знал всего один способ привести Смелого в чувство, но тану вряд ли его одобрит. Тот все же тысячник.
— Э… как? — озадаченно спросил мужчина.
Бансабира скосила на здоровяка полный легкого презрения взгляд: неужели нужно объяснять такие простые вещи?
— А то сам не знаешь, — снизошла до объяснения.
Шухран еще какое-то время соображал, чего ему сказали, а потом счастливо разулыбался. Можно, значит.
— О, ну раз так, — он выпрямился. Да, хорошей простой драки на кулаках сегодня не хватало. Чтобы потом смотреть друг на друга заплывшими глазами и пихаться локтями.
Бансабира в душе посмеялась. Шухран оказался отличным приобретением — крепкий, сильный, верный, без особых сложностей в характере, он был надежным и даже вполне предприимчивым. Правда, пил много реже остальных, и хмель, несмотря на здоровое могучее тело бойца, в голову бил быстро. В такие моменты Шухран казался Бансабире трогательно потешным мальчишкой: немножко растерянный, доверчивый, с глазами щенка.
Шухран старался и зачастую умел во всем соблюдать меру. Как и его равноразвитая симметричная спина, его одинаково хорошо тренированные руки, он выглядел уравновешенным в большинстве ситуаций. Бану никогда не корила Вала, который как-то незаметно стал ответственным за рекомендации людей в ближайшее окружение, что в свое время тот Шухрана пропустил. Так бывает часто: когда долго ищешь аметисты и смарагды во всех уголках страны, перестаешь замечать алмаз, что сияет в твоем собственном перстне.
Шухран успел сделать четыре шага, прежде чем Дан взвился с места, опрокинул бокал эля и размашисто зашагал вслед какой-то красотке. Телохранитель обернулся на помост поинтересоваться, что делать теперь, но Бану уже, закрыв лицо руками, хохотала, как безумная.
Шухран постоял немного, тоже посмеиваясь. Затем осмотрелся и плюхнулся в ближайшее свободное кресло, подтянул блюдо с едой, оторвал кусок жареного кабана, съел, следом сжевал еще какой-то пищи. А потом почему-то потихоньку облокотился на столешницу, сполз ниже и, наконец, вовсе улегся головой на стол. Шум в зале дремать Шухрану не мешал.
Дан любил чернявеньких.
И рыжих тоже.
И светленьких — очень сильно.
Дан любил всех женщин, особенно тех, чьи бедра напоминали ему о всеобщем мужском счастье. Тех, чьи ямочки на спине становились чуть глубже, если слегка надавить на ягодицы, и сводили с ума. Тех, чья нежная кожа казалась легкой простыней из прохладного мирассийского шелка. И когда его огрубевшие пальцы осторожно касались ее, немножко царапая — Дан знал наверняка — женщины тоже сходили с ума.