Госпожа

Райз Тиффани

– Вы когда-нибудь...
– Грейс пыталась найти подходяще слово, - теряли себя?

– Да. Однажды с Элеонор, вскоре после того как мы стали любовниками. Она дразнила меня во время игры. Я принял усиленные ответные меры. От шока она забыла, что у нее есть стоп-слово. Я не остановился.

Грейс вздрогнула, когда его голос понизился почти до шепота. Я не остановился... Она не хотела знать, что он не прекратил делать. Это был секрет, который она позволит ему сохранить.

– Были еще случаи?
– Грейс поднесла бокал к губам.

–

Несколько. И все с Кингсли.

Грейс едва не подавилась вином. Она тяжело сглотнула и сделала глубокий вдох.

– С Кингсли? Правда?

– Кажется, ты удивлена.
– Она не была удивлена. Она была шокирована, и Сорен, казалось, наслаждался ее шоком.

– Я думала, вы были подростками, когда были вместе.

– Да. Хотя с тех пор случилось несколько эпизодов. Редких. Они должны быть редкими.

– Почему?

Сорен на мгновение замолчал. Он протянул руку. Грейс рассмеялась, протянула его бокал с вином и наблюдала, как он пьет. Он вернул ей бокал, чуть менее полный, чем до того.

– Кингсли Эдж... это не настоящее имя. Хотите знать его настоящее имя?

– Очень.

– Кингсли Теофиль Буассоннье.

Грейс моргнула.

– Вы можете произнести по буквам?

– Б-у-а-с-с-о-н-н-ь-е.
– Сорен произнес каждую букву с французским произношением.
– Как вы можете себе представить, он был очень заинтересован в том, чтобы освободиться от этого имени, когда осел в Америке.

– Довольно громоздко.

– В отличие от него самого.

Грейс едва не уронила бокал, но она заметила блеск озорного веселья в глазах Сорена.

– Вы снова это делаете.
– Указала она на него.
– Вы пытаетесь играть с моим разумом.

– Да, и без единых угрызений совести.

– Это вы наполовину пьяны. И я должна контролировать ход беседы.

– Ты уже забыла, о чем мы беседовали.

– Не правда. Вы...
– Она замолчала и прошлась по стадиям их разговора. Замечание о «громоздком», конечно же, выбило ее. Она вернется.
– Кингсли. Вы говорили, почему ваши встречи, - начала она, пытаясь подобрать более тактичное слово, - с Кингсли редкие.

– Хорошая девочка.

– Благодарю, - ответила она, купаясь в похвале.
– И...?

– Кингсли не бездумно выбрал фамилию Эдж. Это не жеманство. И не шутка. И даже не кличка. Выбор фамилии Эдж служит предупреждением.

– Предупреждением чего?

– Кингсли ценитель определенного стиля БДСМ, известном как эдж-плей. Элеонор ведет список того, что она называет «Ложь, которую извращенцы говорят ванилькам». В этом списке такие пункты как «Все сцены предварительно обсуждаются». И «Нет, конечно, флоггеры и однохвостки не могут повредить кожу». И «Да, мы все используем стоп-слово, и сабмиссивы единственные, кто держит все под контролем».

– И это все неправда?

– Правда... для некоторых из нас. Остальные играют по другим правилам. Со своими клиентами и в его клубах Кингсли отличный смотритель

над правилами. С глазу на глаз Кингсли предпочитает более опасные игры. Никаких стоп-слов, никаких предосторожностей. Он особенно любит игры с дыханием и игровое изнасилование.

Еще одна волна холодка прошлась по Грейс, холодок, который никак не связан с ночным воздухом.

– Игровое изнасилование... говорит само за себя. Игры с дыханием?

– Удушение, - просто ответил Сорен.
– Эротическая асфиксия. Я признаю, что тоже наслаждался подобными практиками, но в более жестко контролируемых условиях. Например, игры с кровопусканием. Это, безусловно, моя любимая форма садизма. И все же, мы с Элеонор практикуем это не чаще одного раза в год. Она принимает ванну перед сценой, и после мы тщательно обрабатываем ее раны. Во время сцены нет необходимости в стоп-слове, потому что, если она скажет стоп, я остановлюсь. С Кингсли... можно с ожесточением избивать его, жестоко обходиться, насиловать всеми возможными способами, и он не попытается остановить вас. У него нет границ. Когда мы были подростками, я дал ему стоп-слово. Он ни разу не произнес его, и я ломал его на тысячу кусочков ради удовольствия собирать его, чтобы потом опять сломать.

Грейс глубоко вдохнула и позволила словам проникнуть в нее. Она знала, что должна быть в ужасе, испытывать отвращение... но ничего, кроме восхищения и сочувствия, к этому мужчине и его признанию это у нее не вызывало. Даже наоборот - желание, если она осмелится признаться в этом самой себе.

– Понимаешь, - продолжил Сорен, - инстинктивно каждый понимает, что сабмиссив в сцене должен чувствовать себя безопасно и быть в безопасности. Но часто забывают, что и Доминант тоже должен чувствовать безопасность и быть в безопасности. Когда я близок с Элеонор, трудно оставаться в сознании, но я это могу. Если я начинаю забывать себя, она напоминает мне, кто я.

– Как это?

– Она редко использовала со мной стоп-слово. Почти никогда. Но если ей нужно остановить меня на мгновение, она мне скажет. Если что-то начинает заходить слишком далеко, она вытягивает меня, вытягивает нас обоих, оттаскивает от грани. Но не Кингсли. С Кингсли слишком просто забыться, слишком просто дойти до грани и переступить ее. И раз я люблю его и не хотел бы стать архитектором его уничтожения и своего собственного...

– Вы не прикасаетесь к нему, потому что любите его.

– Самоконтроль требует выдержки, и не причинять вред зачастую утомительно, особенно, когда утрата контроля так опьяняет - намного больше, чем пять бокалов вина. Вот почему у нас с Элеанор открытые отношения с самого начала. Иногда ей требуется несколько дней или недель, чтобы восстановиться после ночи со мной.

– Значит, если она хочет секса без рубцов и синяков, ей нужно обратиться к кому-то другому.

– И, если мне хочется изрисовать свежий холст рубцами и синяками, я иду к другому.