Гость из бездны (Рисунки А. Говорковского)
Шрифт:
— Хорошо! Ждите примерно через час.
— Пойдём пока в палатку, — предложил Мунций.
Не прошло и часа, как на поляне опустился большой арелет — отличающийся от одноместных только размерами — окрашенный в темно-вишнёвый цвет. Из него вышли Владилен и четверо мужчин, молодых и здоровых, одетых в одинаковые, различающиеся только по цвету, лёгкие костюмы с короткими брюками и рукавами.
По-видимому, они хорошо знали, кто такой Мунций, потому что поздоровались с ним со всеми признаками глубокого уважения. Не
По просьбе Владилена Мунций рассказал о находке всё, что знал сам.
С большой осторожностью (многие из камней грозили развалиться на более мелкие) обломки были погружены на воздушный корабль.
Владилен обещал принять все меры, чтобы найти недостающие куски мрамора, если только они сохранились в земле, а не рассыпались от времени. Он дружески простился со своими гостями.
— Надеюсь непременно увидеться с вами в ближайшем будущем, — сказал он Мунцию. — Меня очень интересуют результаты ваших исследований.
— Я буду рад встретиться, — ответил старый историк. — Вы сделали очень ценную и интересную находку. Желаю быстрее найти метеорит.
Он крепко пожал руку астронома и направился к своей машине.
— Люций, — сказал Владилен, — оставьте мне ваш арелет. Я забыл свой на складе. Если вы любите именно этот, то я его верну.
Люций засмеялся.
— Мне всё равно, — ответил он, — на каком арелете летать. Возьмите этот совсем. Я полечу на большом. До свидания, Владилен! Желаю успеха!
Они простились, и вскоре обе машины поднялись в воздух и скрылись за кромкой леса.
3
В восемьсот пятидесятом году новой эры одно из первых по своему значению мест занимала старинная наука, роль которой для человечества поняли и оценили ещё в первом веке коммунистической эры, — биология.
На протяжении почти двух тысяч лет поколения учёных пытались исчерпать до дна «науку жизни», подойти к её пределу, за которым открывать и изучать будет нечего, поставить самую могучую силу природы целиком и полностью на службу человеку.
Проходили века. Много раз казалось — «дно» уже видно! Но мнимый конец опять и опять превращался в начало. Биология была неисчерпаемой, как неисчерпаем атом — основа всей мёртвой и живой природы.
Впрочем, в восемьсот пятидесятом году граница между живым и мёртвым почти стёрлась.
Проблемы возникали друг из друга, и им не было конца. Вопросов, ждущих разрешения, становилось не меньше, а больше с каждым пройдённым этапом. А значение биологии в жизни человека непрерывно возрастало.
«Наука жизни» предъявляла к своим адептам всё большие и большие требования. Чем дальше углублялись учёные в тайны жизни и смерти, тем сложнее они оказывались. Работать становилось труднее. Но армия биологов наступала упорно. Огромные, с каждым годом нарастающие знания, настойчивость и упорный
Тайна медленно, но непрерывно отступала. И снова казалось конец близок, окончательная победа совсем рядом. Вечный и благодетельный самообман!
Люций был одним из выдающихся биологов своего времени. Ученик и последователь знаменитого учёного семисотых годов, он как и его великий учитель, больше интересовался не жизнью, а её оборотной стороной — смертью, полагая, что чем дальше проникнет человечество в тайны смерти, тем скорее оно добьётся своей цели — продления жизни до её естественного предела.
Средняя продолжительность жизни современного человека — двести лет — казалась учёным-биологам восемьсот пятидесятого года до обидного малой.
Люций, как и его коллеги, был убеждён, что наука находится на пороге «великого скачка» и что совсем близко (по масштабам науки, разумеется) то время, когда цифра «двести» сменится желанной цифрой «триста».
Ведь именно к ней, к этой цифре, стремились усилия биологов длинного ряда веков.
«А что будет дальше? — нередко спрашивал себя Люций. — Разве наука остановится на этом? Мы считаем, что триста лет жизни — это предел для человеческого организма. Так же считали и две тысячи лет тому назад. Но так ли это на самом деле? Может быть, способность к обмену веществ многоклеточного организма беспредельна? Может быть, пройдёт совсем немного времени и цифра «триста», к которой мы так стремимся, будет отброшена и заменена другой? А если этой другой не существует вовсе?»
Много подобных вопросов вставало перед пытливым умом учёного. Ответ могло дать только будущее и… упорная работа в настоящем.
Люций умел и любил работать. Сын учёного, он с детства был приучен к настойчивости и систематическому труду. В мире науки он забывал обо всём, и годы проходили незаметно, когда новая интересная задача вставала перед ним.
В девятом веке Новой эры Люций являлся редким исключением — он работал один. Такие рецидивы изредка возникали среди человечества.
Результаты его трудов заставляли других учёных пересматривать прежние взгляды, меняли направление многих работ, но сам Люций не задумывался над значением своего труда для науки.
Его слава росла, вся планета знала его имя, а он в своей домашней лаборатории считал, что является лишь маленьким винтиком великой машины.
Но так не могло долго продолжаться. Настал конец неестественному уединению большого учёного.
Избрание в члены Совета науки явилось для Люция ошеломляющей неожиданностью. Он долго не мог осознать, как это могло произойти, что побудило учёных выдвинуть его имя на соискание чести, которой немногим удавалось добиться.
Пришлось покинуть привычную обстановку, руководить другими, уделять часть времени работе учебной.