Гость из будущего. Том 4
Шрифт:
— А ты — точно кинорежиссёр? — подозрительно посмотрел на меня Шелепин.
— Да, массовик-затейник, — усмехнулся я. — Как видите всё просто. Главное решительность, стремительность и напор.
— А если Хрущёв и Брежнев не поедут в Кремль? — пророкотал Семичастный.
— Леонид Ильич в это воскресенье может поехать хоть на охоту, хоть на рыбалку, хоть за грибами, — улыбнулся я, представив, как Брежнев собирает подосиновики. — Кто из правительства не приедет в Кремль, тот на следующий день пойдёт работать бригадиром на фабрику или завод. Главное чтобы прибыл сам Хрущёв.
— Кстати, я и сам думал встретиться с Микояном, — согласился Александр Шелепин. — Анастас Иванович полезнейший в нашем деле человек. Всё-таки как-то это всё быстро. Нужен ещё один день на раздумья.
— Нет этого дня, — упёрся я. — Завтра я встречаюсь со студентами и комсомольцами, вы, Александр Николаевич, разговариваете с Микояном. А вы, Владимир Ефимович, решаете вопрос с личной охраной товарища Хрущёва, чтоб в воскресенье они не дёргались и не палии во все стороны. А субботний день оставим на резерв.
— Я смотрю ты, Феллини, совсем берега попутал? — пророкотал Семичастный. — Раскомандовался как фельдмаршал Кутузов.
— Виноват, исправлюсь, — кашлянул я.
— Ладно-ладно, — засмеялся Шелепин, — парень дело говорит. А вот что будет, если меня не выберут первым секретарём?
— Тогда с наиболее крепкими и бойкими комсомольцами на ваше заседание придётся прийти мне, — ответил я.
— А я подготовлю бригаду санитаров из своих самых крепких парней, — захохотал Владимир Семичастный.
Глава 22
В тот же самый поворотный четверг, ближе к 9-и часам вечера, я и Владимир Семичастный с тремя «своими орлами» проводили нашего «гостя из будущего» в аэропорт «Шереметьево». Иннокентия нужно было срочно переправить в Ленинград, потому что, по его утверждениям, в первый день после того как сознание возвращается обратно в 1997 год, здесь в этом теле наступает состояние заторможенности и раскоординации, к которым добавляются сильные головные боли. И лучше, по словам Кеши, весь этот день провести дома в собственной кровати.
— И ты значит, ничего назавтра уже не вспомнишь? — пророкотал Семичастный за пять минут до посадки в самолёт, оставив своих ребят в машине.
— Останутся рассказы родных о том, что я целый месяц ежедневно чудил и поражал их воображение разными фантастическими рассказами, — горько усмехнулся Кеша. — Ко мне даже прицепится обидное прозвище — «больной». Зато когда в 1990 году отец спасёт все свои сбережения, купив на них доллары, то на меня разве только молиться не будут. Хи-хи-хи.
— А что произойдёт в 90-ом году? — насторожился председатель КГБ.
Иннокентий снова усмехнулся, подозрительно покосился в мою сторону и, пожав плечами, произнёс:
— Так с января 1991 года заморозят вклады, и начнётся галопирующая инфляция.
— Это что за зверь такой? — криво усмехнулся Семичастный.
— Это когда 5 тысяч рублей, на которые раньше можно было купить одну квартиру, обесценятся до одной бутылки водки, — пробурчал я.
— Мать твою, — выругался председатель КГБ. — Так кто
— Аха, каменевцы и зиновьевцы, — хмыкнул я. — Если я не ошибаюсь, то в середине 80-х при Политбюро ЦК КПСС создадут комиссию по экономическим реформам. Вот из неё эти младореформаторы и появятся. Золотые медалисты, детишки писателей и профессоров. Одним словом — золотая молодёжь. Правда, если их поскрести пальчиком, то наружу полезут тупость, жадность и бездарность.
— И поэтому развалится СССР? — резко посмурнел Семичастный.
— Ещё ни одна страна в мире не развалилась из-за экономических проблем, — снова ответил я. — Союз канет в лету, потому что управляющие элиты каждой республики захотят своей собственной ничем не ограниченной власти. Но самая большая беда, которая, так или иначе, коснётся каждого человека — это всеобъемлющий бандитизм и коррупция. И как следствие повсеместно установится власть воров с их тюремными порядками. Те ребята, у кого голова хорошо соображает, побегут из страны, и многие отрасли промышленности просто развалятся в прах. Потому что воровская психология до безобразия примитивна: нахапать, награбить, поставить себе золотой унитаз и усесться на этом унитазе жрать в три глотки. На большее интеллекта элементарно не хватает.
— Объявили мой самолёт, — прервал мою тираду Иннокентий. — Удачи вам. Что-то мне подсказывает, что она вам очень понадобится.
— И тебе, удачи, — пророкотал Владимир Семичастный, пожав руку нашему «гостю из будущего».
И когда Кеша бодро посеменил на посадку, председатель КГБ с подозрением посмотрел на меня и вдруг спросил:
— А ты сам откуда так много знаешь о будущем?
— Владимир Ефимович, так он мне всё и рассказал, — кивнул я в сторону Иннокентия, изобразив на лице немного придурковатую улыбку.
В пятницу 18-го сентября на квартире Левона Кочаряна, точнее говоря на кухне, заработал самый настоящий координационный центр. С самого утра сюда кто-то приезжал и так же быстро после непродолжительной беседы уезжал. А самым первым появился Сергей Павлов, первый секретарь ЦК ВЛКСМ. Глаза розовощёкого главы советского комсомола горели, а руки чуть-чуть подрагивали. По всему чувствовалось, что Сергей Павлович очень сильно трусит, однако жажда новых карьерных перспектив заставляла включаться в работу по полной программе.
— Что я должен объявить своим подчинённым? — спросил он первым делом. — Как мы выведем студентов и комсомольцев на Красную площадь?
— Партия сказала — надо, комсомол ответил — есть, — криво усмехнулся я. — Объявим студенческий день знаний. Дети у нас идут в школу 1-го сентября, а студенты после 20-го, после сбора советской картошки и капусты. Логично?
— Логично, — тяжело вздохнул он, выдавив из себя несмелую улыбку.
— И вот ещё что, сегодня нужно всех комсомольских вожаков собрать в одно время и в одном месте, чтобы переговорить и узнать общий настрой, — уверенно произнёс я, подумав, как бы товарищ Павлов из-за стресса с этой самой минуты не ушёл бы в запой. — Может быть, кого-то придётся и переубеждать.